Патриция Вентворт: Внимающее око

Уилфрид покачал головой.

— Дело не в степени родства. Если беспомощная девушка находит убежище у пожилой женщины, последняя автоматически становится ее тетушкой. Это просто вежливое обращение. Ты ведь не хочешь быть невежливой с Полиной? Да и вообще сейчас не время для праздных споров.

Как я сказал, у меня к ней Претензия, и мне нужна твоя поддержка для ее удовлетворения. Как ты насчет саботажа?

— Слушай, Уилфрид…

Рука Уилфрида сделала очередной взмах.

— Не торопи меня. Это ослабляет иммунитет, истощает запас энергии и вообще нервирует. Как ты, возможно, догадалась, моя Претензия касается мансарды. Почему Полина позволила ее занять Дэвиду Морею? Там отличное освещение — северное окно. Если Полина согласилась превратить мансарду в студию, то почему, во имя перечня всех родных и близких, она впустила туда постороннего, а не сына своей собственной двоюродной сестры?

— Что еще за перечень родных и близких?

Уилфрид приоткрыл светло-карие глаза ровно настолько, чтобы бросить на Салли укоризненный взгляд.

— Я и забыл, что ты, в отличие от меня, не была воспитана в лоне церкви.

— Не была. Ну так что это за перечень?

— Краткий список лиц, на которых нельзя жениться и На которых никто, находясь в здравом уме, не захотел бы жениться. Фигурирует в англиканском молитвеннике. — Он снова закрыл глаза и произнес нараспев:

— «Мужчина не может жениться на своей бабушке»… Но мы отвлеклись — по крайней мере, ты. Возвращаюсь к теме — на Полину необходимо оказать давление. И тут-то понадобишься ты.

Глаза Салли расширились — в прошлом это не раз тревожило сердца многих и многих молодых людей.

— Мой добродетельный Уилфрид, а при чем тут я?

— Ты будешь агентом влияния. Полина любит тебя — ты ее прямо приручила. Если ты разразишься слезами и скажешь, что без моего пребывания в мансарде жизнь потеряет смысл, она, возможно, выставит оттуда Дэвида Морея.

— Не потеряет, — отрезала Салли.

Уилфрид приподнялся на дюйм.

— Что ты имеешь в виду? Что не потеряет?

— Жизнь не потеряет смысл. Даже совсем наоборот. Чего ради тебе нужно выгонять из мансарды Дэвида?

Он сердито посмотрел на нее.

— Что-то ты поглупела, дорогая! Я домогаюсь студии ближнего своего. У меня есть только одна комната, и к тому же препаршивая. Лестница пахнет помоями, а миссис Ханейбл пахнет виски. Если мне станет плохо, никто не возьмет меня за руку и не разгладит нахмуренное чело.

У Полины мне будет куда лучше. Во-первых, из-за священных уз родства, а во-вторых, из-за вдохновляющих мыслей о пребывании с тобой под одним кровом. Кто это писал: «Коль близости быть пищей для любви…»

— Полагаю, Шекспир, — усмехнулась Саллли. — Только его бы удивила твоя цитата, ведь он писал не «близости», а «музыке».

— Он много чего написал, — сердито буркнул Уилфрид, приподнявшись еще на пару дюймов. Внезапно его лицо прояснилось. — Только подумай, как прекрасно будет просыпаться утром, зная, что я нахожусь всего двумя этажами выше, и засыпать ночью с той же чудесной мыслью! Правда, могут быть времена, когда мне придется жечь полуночную лампаду где-нибудь в другом месте.

— Не могу в это поверить.

— Но я всегда возвращаюсь домой — хотя иногда слегка потрепанным. И, как я уже говорил, Полина утром разгладит мое нахмуренное чело. Или ты, моя прелесть!

— Нет!

Слово прозвучало твердо и решительно.

Уилфрид тяжко вздохнул.

— У тебя не женская натура.

— Нет, — повторила Салли, но на этот раз эффект был испорчен хихиканием. — Уилфрид, ты когда-нибудь уберешься отсюда? Я должна сосредоточиться на профессоре, а потом сочинить вежливый отказ даме, которая написала роман, но боится, что он ужасен, и просит Мэриголд прочитать его. И это только начало, потому что еще три человека просят автограф, один просит совета, а еще двое просто благодарят Мэриголд за доставленное удовольствие — этих я приберегла на самый конец. Поэтому будь любезен уйти и не мешать мне работать, иначе мне придется просидеть добрую половину ночи.

— Ну и что тут плохого? — лениво осведомился Уилфрид. — Все лучшие идеи приходят ко мне по ночам, когда ничто меня не отвлекает. Сознание словно плывет в туманной дымке, не то чтобы полностью отключившись, но уже почти перетекая в абстракцию. Тогда возникает некий ритм, некое чувство невесомости, эдакое марево…

— Как под действием алкоголя или наркотиков, — прервала Салли.

— Небольшая доза алкоголя не повредит. Но только не наркотики — они понижают нравственное звучание, столь присущее моим работам.