Алексей Макеев - Жертва тайги

Прежде чем положить первый кусок в рот, Антон и его тоже поднес к носу, но уже через несколько секунд заработал зубами. Голод легко пересилил всякую осторожность.

«Да, не слишком щедрую пирушку они нам устроили. Одна рыба. Даже хлеб зажали, сволочи. Да еще соленая — мрак. После нее воду будешь хлестать, прямо как бык помои».

Геонка все не унимался. То хохотнет, то языком на кавказский манер поцокает, то по спине Антона легонько потреплет.

— Твоя хорошенько кушай! Такой копчушка много живот лезет. Его только пивко надо. Тогда шибко хорошо будет. Суля — тоже хорошо.

«И до чего же мы, люди, странные существа, — пережевывая очередной кусок кетины, с черным сарказмом размышлял Антон. — Тут, может, каких-то пару часов до смерти и осталось, а нас все еще на жрачку пробивает. Как скотинка тупая, в натуре. Как будто тело разуму совсем не подчиняется. Плевать ему хотелось на любые треволнения».

— Моя Ингтонка много суля привези, — не переставая, трещал старик. — Моя тогда айя говори! Асаса [82] Асаса — спасибо ( удэг. ). ! Водочка пей — опять молодой ходи. Моя тогда опять жениться можно. Шибко баба хоти. Жениться хоти. Опять молодой делай! — Он вдруг неожиданно умолк, но через мгновение всхлипнул и поплыл: — Моя помирай скоро. А-на-на!.. Там тоже речка есть, тайга есть, зверюшка разный. Много рыбка плавай. — Речь его изменилась, стала какой-то тягучей, заторможенной. — Моя скоро в Буни уходи, где Падека живет. Давно котомка готовь.

«Что он такое несет? — скривился Антон. — Откуда эти непонятные переходы? То хохочет как блаженный, то слюни пускает. Ну, точно как под балдой!»

Послышалось тихое бульканье. Кто-то из мужиков приложился к бутылке.

— Не пей! — гаркнул Антон.

— Ты что?! — прохрипел Чеботарь, поперхнулся и закашлялся как чахоточный.

Антон вскочил, рванулся к нему, выдрал из рук бутылку, подошел поближе к двери и поднес пластиковую емкость к тонкому лунному лучу, проникающему в помещение. На дне бутылки колыхался какой-то мутный нерастворенный осадок. — Вот, блин!

— Ты чего, Антон? — прокашлявшись, спросил Чеботарь. — Ты ж меня так заикой сделаешь!

— Заикой — не козленочком. Ты много проглотил, батя?

— Нет. Ты же не дал. Один только глоток и сделал.

— Давай быстро в угол и трави, пока не посинеешь.

— Зачем?

— Давай, говорю, батя, не тормози! Они в воду какой-то дряни подмешали. Транквилизатор, скорее всего. Седуксен, феназепам или что-то еще похлеще. Видишь, как старика раскумарило? Совсем заговаривается.

— Ладно. Добро, — испуганно буркнул Чеботарь. — Помоги только на ноги подняться.

— Хватай костыли. Сейчас помогу. А ты, Сережа, не пил?

— Нет. Не успел.

— Хоть так. Слава богу. — Антон не мешкая вылил воду из бутылки на землю.

— Вот же, стервозы хитрозадые, что удумали! — отрыгнув и отплевавшись, мрачно прогудел Чеботарь. — Лень им нас на плаху силком волочь. Надо, чтобы сами одной чумной толпой под топор дотопали.

— Да, в предусмотрительности им не откажешь, — согласился Антон. — Теперь всем нам придется дурачками пришибленными прикинуться. Понял, Сережа?

— Сделаем, если нужно. Несложная задачка.

— Только не переигрывай. Просто плетись как снулая тетеря до поры до времени.

— Моя манга худо есть, — бормотал Геонка тихо, но уже монотонно, без прежнего надрыва. — Его шибко Сандиемафа накажи. Его хотонгони кушай будет. Совсем манга будет…

«Что там все-таки с Игорьком? — подумал Антон. — Надо еще раз попытаться его в чувство привести и Одаку как-то подбодрить. Пока это возможно».

К выводке заключенных на последнюю прогулку вся шайка-лейка прибыла в полном составе. Даже пахан чухонец почтил их своим присутствием. Молчун стоял поодаль с плотно набитым рюкзаком и карабином на плече. Он молча, терпеливо наблюдал за тем, как его подручные выборочно вяжут по рукам пленников, выведенных из сарая, и расставляют их в походную колонну.

«Так от чего меня больше трясет? — поеживаясь, передергивая плечами, задавался риторическим вопросом Антон. — От страха или от зверского холода? Вон уже и коленки дрожмя пошли, как в детстве перед драчкой. Ничего. Это скоро пройдет. Стоит только в нее ввязаться».

Страх, леденящий душу, уже копился внутри. Он подкатывал к самому горлу, звонкими молоточками постукивал в висках.

С гор прилетел сильный ветер, острый, режущий лицо, стылый и пронзительный, с приглушенным разбойным посвистом. Он навылет продувал штормовку, выбивал слезинки в уголках глаз.