Анна Малышева - Алтарь Тристана

Почувствовав голод, она порылась в шкафчике, заменявшем ей буфет и холодильник, и обнаружила только несколько сухариков и пакет гречки. «Неудивительно, что Цирцея предпочитает угощаться у знакомых продавщиц в окрестных магазинах!» Накинув куртку, женщина заперла дверь мастерской и спустилась по неосвещенной лестнице, легко двигаясь наугад, как кошка, свободно ориентирующаяся в темноте.

На площадке третьего этажа, рядом с мастерской скульптора, она заметила некое движение. Александре почудилась женская фигура, выступившая вдруг из тени и вновь пугливо скрывшаяся. Художница даже не остановилась: она привыкла к тому, что Стаса часто навещают подобные молчаливые посетительницы, которые избегают чужих взглядов. «Но однажды он допрыгается!» – сказала про себя Александра, ускоряя шаг, чтобы не смущать визитершу. Ей показалось, что женщина вот-вот намеревалась постучаться к скульптору.

Когда Александра возвращалась из магазина, запасшись всем необходимым и безуспешно поискав Цирцею в садике на углу, где та имела обыкновение встречаться с окрестными приятельницами, ей встретился выходивший из подъезда Стас. Женщина остановила его:

– Встретились вы?

– Пардон, ты о чем? – недоуменно ответил тот.

– У твоей двери стояла женщина… Разве она не к тебе?

– Милая, да если бы ко мне пришла гостья, я бы, наверное, не разгуливал в это самое время по улице, – резонно возразил скульптор. – Я весь вечер дома, и никто ко мне не постучался, к бедному…

– Но тогда… – пробормотала Александра, охваченная неприятным волнением, – что она здесь делала?

– Может, искала кого-то из прежних жильцов, – пожал плечами Стас. – Может, Сергея Петровича покойного. Знаешь, его клиенты до сих пор друг другу адрес передают, а так как дверь напротив, стучатся ко мне. Что касается реставрации красного дерева, тут ему равных не было… Большой был мастер, а сгубила его такая ерунда.

– Смотри, как бы и тебя не сгубила эта ерунда. – Александра принюхалась к запаху коньяка, наполнявшему свежий ночной воздух с каждым выдохом скульптора. – Ночевать не будешь?

– С каких пор тебя это волнует? – Стас медлил, вглядываясь в ее лицо. – Ты чего-то боишься?

– В общем, нет… – протянула женщина.

– Но не хочешь ночевать в доме одна! – кивнул скульптор. – Тебя так впечатлила дама под моей дверью?

– Нет, нет… – Александра покачала головой. – Знаешь, жизнь в нашем доме здорово закаляет тело и душу. И, уж конечно, никакая женщина не способна меня напугать, если это не твоя Марья Семеновна.

– Уехать бы тебе подальше отсюда, – после паузы произнес Стас. – Да и мне бы не мешало. Не навсегда, но надолго! А потом, когда мы вернемся и придем сюда, увидим, что нет этого дома, снесли его или перестроили… И все наше здешнее прошлое погибло… Сколько ты здесь торчишь?

– Четырнадцатый год, – ответила Александра, продолжая смотреть на темный провал подъезда. Он отталкивал и затягивал ее одновременно. Казалось, тьма, как непроницаемый взгляд, хранила некую тайну.

– Так пора и честь знать, я примерно столько же тут мучаюсь! – Стас говорил почти со злобой. – Надоело, впрямь уеду! Честное слово!

– Значит, я останусь последняя… – пробормотала Александра, делая шаг к дому.

Скульптор удержал ее за рукав куртки:

– Скажи, наконец, что случилось? Видела бы ты сейчас свое лицо!

– Ничего, – ровно, как во сне, ответила она. – Возможно, меня ждут наверху.

Стас, оставшийся снаружи, что-то проговорил ей вслед. Александра не слушала. Она вошла в подъезд, уже не сомневаясь в том, что женщина, встреченная у мастерской скульптора, ждала именно ее. С добром или со злом – художница не думала об этом.

Подъезд за годы стал ей знаком до мельчайших деталей и отдаленных уголков. В темное время суток он никогда не освещался, и передвигаться в нем можно было только с помощью интуиции. Александра так хорошо изучила скрипы, шорохи и постукивания, на которые был щедр ветшающий особняк, что без труда различала в темноте легкое дребезжанье неплотно пригнанного остатка стекла в окне, шелест крысиных лап по мраморным ступеням, тонкое посвистывание ветра в лестничном пролете… Если в темноте находился кто-то живой, это присутствие не оставалось для женщины незамеченным. Она мгновенно определяла человеческое дыхание среди прочих дуновений, отличала среди многочисленных теней самую плотную.

На площадке давно пустовавшего четвертого этажа мраморная лестница кончалась. В мансарду вела железная лестница – один гремящий пролет. Александра поднялась на две ступеньки и остановилась.