Владимир Бацалев - Кегельбан для безруких, Запись актов гражданского состояния

Антонина вскочила со стула, схватила портфель и крикнула, выбегая из квартиры:

-- Я еще успею что-нибудь получить за твою фантазию!

-- Подожди! -- крикнул Сусанин, но дочери и след простыл.

Тогда Адам опять стал смотреть в потолок и думать. "Может быть, я не успел сказать ей самого главного? -- думал Адам.-- О том, что гоплит был одного возраста со мной и жизнь свою провел так же безалаберно, что своей вестью он хотел расплатиться с родиной за то, что не смог стать Тезеем, Солоном или Аристогитоном, что его похоронили возле дороги, по которой он бежал, и однажды на могиле вырос цветок, и этот цветок переехало колесо телеги, когда-то прянувшей в сторону от ребячьего визга: "Дорогу!"

"И еще я не сказал ей вот о чем, -- вспоминал Адам. -- В учебниках пишут, что при Марафоне погибло 192 афинянина, которых похоронили всех вместе и насыпали сорос, но никто не догадался положить с ними моего гоплита и сосчитать за погибшего. Какая же все-таки мерзкая вещь -- человеческая благодарность. Ее испытывают пять минут. Может быть, и стоит жить такими пятиминутными отрезками?.."

...Сусанин отмыл вчерашнюю копоть с лица, позавтракал и собрался из дома. "Теперь пойду и умоюсь позором", -- решил он.

Но пришел ван дер Югин, стянул кепку с головы, помял в руках и сказал:

-- Я к вам, товалищ Сусанин... С заявлением.

-- Давай сюда, -- сказал Адам.

И проворно вытащил из-за пазухи порядком жеванный лист.

Заявление, составленное на имя председателя Домсовета, несло в себе просьбу выделить бывшему обитателю дома, ныне лишенному всех прав на жилье, тюфяк или матрац и небольшой угол на лестничной клетке любого этажа, кроме первого. Проситель обязывался поддерживать чистоту и порядок, и под заявлением собрал дюжину подписей.

"Народную инициативу поддерживаю", -- написал Сусанин и сказал:

-- Все. Теперь жди тюфяка.

-- А долго? -- спросил ван дер Югин так жалобно, словно ждал, что Адам вытащит тюфяк из-под себя и отдаст ему тут же.

-- Пока не надоест, -- сказал Сусанин, как заправский канцелярист. -Пойдем лучше на улицу, будешь свидетелем моего позора.

-- Подали мне нозницы, Адам, -- попросил ван дер Югин и схватил ножницы со стола.

-- Не подарю, -- ответил Сусанин. -- Я вчера решил стать жмотом.

-- Тогда я их укладу, -- решил И. -- Я буду лезать ими пуговицы на костюмах новых луководителей...

Бабки, вскочив с лавок, обступили их у самого дома:

-- Адам, ты, говорят, взбунтовался? Говорят, кроешь матом Советскую власть и топчешь ногами партбилет?

-- Разве я сумасшедший? -- спросил Сусанин.

-- Кто тебя знает, -- ответили бабки, но тихий вид Сусанина их успокоил. -- Адам, ты слыхал, что Примерова сняли?

-- Давно пора.

-- А директора бани арестовали ночью. За воровство, поди.

-- Что же он украл? Шайки, что ли?

-- А у директора ПАТП бухгалтерию опечатали. Сегодня автобусы не ходят.

-- А председатель исполкома третий день от взяток рожу воротит. Неспроста он это. Ой, что-то будет, девоньки!

-- А ну лазойдись! Дайте дологу! -- закричал ван дер Югин, чикая ножницами.

Они выбрались на улицу и сразу заметили, как со вчерашнего дня поменял физиономию Сворск. Город был взбудоражен. Люди слонялись без дела, глядя себе под ноги, словно искали на земле новых руководителей взамен снятых. Некоторые же носились, вбегали в переулки и сразу выбегали под собачий вой, прятались от кого-то за телефонные будки и деревья; ни с того, ни с сего останавливали машины руками и уезжали из Сворска. Милиционеры, сняв фуражки, свистели мощно и оглушительно, но просто так, для тренировки, и, потеряв уважение граждан, гоняли ворон палками. Мелкие спекулянты открыто предлагали ценные вещи у магазинов, из которых выносили последние пачки вермишели и коробки рыбных консервов. А на подоконниках одноэтажных бараков, построенных еще пленными немцами, сидели дети на тюлевом фоне в компании гераней и фикусов и удивлялись непонятной болезни взрослых. Но, видимо, взрослые заразили их бездельем, потому что дети не пошли в школу.

-- Олакула бы насего сюда, -- сказал ван дер Югин, глядя на людей. -Он бы все объяснил.

-- Ждут, в какую сторону повернет их жизнь, и сгорают от нетерпенья, -сказал Сусанин. -- До чего они похожи на коров, потерявших пастуха, и как прав был Семенов, когда проверял на стаде, что же такое "хорошо" в масштабах государства и что "плохо!.. А ведь до него казалось достаточным прочитать Маяковского.

Навстречу вышел бывший первый секретарь. Он горестно развел руки, словно выражал соболезнование на расстоянии.