Александр Горохов - Наказание

— Ты возьмешь отступные? — Аркадий повернулся к Борису.

— А взял бы! — весело ответил тот. — Миллиончики мне сейчас бы не помешали! Валентина моя предлагает филиал магазина открыть, а я там — главный хозяин.

— Так возьмешь или нет?

— Нет. Это плата за Ричарда.

— Пожалуй, так, — задумался Аркадий. — Хотя Ричарда не вернуть.

— Заткнись! — крикнул Борис. — Что ты мелешь? Да и два года лагерей наших никакими деньгами не откупишь.

— Хорошо, — по-деловому прервал его Аркадий. — Я предлагаю утвердить состав суда.

— Я — палач! — решительно заявил Витек. — Мне до ваших разговоров что до фонаря! Я такой корейский приемчик знаю, что этот подонок три дня в коме пролежит, а потом на всю жизнь идиотом останется, и ни один врач не определит, от чего такое случилось!

— Скорее всего, не сумеешь ты своего приемчика провести, — заметил Аркадий. — И суд, и наказание пройдет у нас, к сожалению, в символической форме. С учетом того, что наказание мы можем соотнести по срокам.

— А я про то и говорю, — угрюмо ответил Витек. — Вернусь из Франции, выслежу гада, и все будет путем.

— Посмотрим, — кивнул Аркадий. — Боря, тебе придется взять на себя роль прокурора. Я, с вашего позволения, буду судьей. По-моему все, поехали.

— Для состава суда у вас не хватает защитника, — холодно и четко сказала Инна.

— Не нужен нам защитник! — выкрикнул Борис.

— Тогда ваш суд нелегитимен, — монотонно продолжила Инна. — Так я и заявляю, если дело дойдет до официального суда над вами.

— Чего? — разъярился Борис. — Настучать собралась?

— Нет. Вас и без меня отловят.

— Она права, — остановил его Аркадий. — Если мы собрались придать всему делу какую-то законность, пусть это законность нашего права, то должен быть и защитник. И фашистов, и коммунистов, и стукачей судят, не лишая их права на защиту. Так что Инне Волынской доверяется звание защитника.

— У тебя, Аркаша, чердак, что ли, поехал? — вспыхнул Борис. — Ее-то зачем в наши дела втягивать?

— Уже и пожалел? — насмешливо спросил Аркадий, но Инна быстро сказала:

— Я уже втянута. Только ты, Боря, этого не заметил.

— Да она же нас теперь на крючке держать будет! — запричитал Борис. — Продаст в любой момент!

— А вы у меня и так на крючке, — без улыбки возразила Инна. — Куда вы денетесь, каким бы корейским приемом вы ни наказали своего Ломакина. Перестаньте. Я тоже считаю, что за мерзости, которыми он торгует, этот человек достоин наказания.

Хорошо, — оборвал ее Аркадий. — Помимо защиты будешь вести протокол.

— Совсем рехнулся! — убежденно сказан Борис. — Да этот протокол в случае чего превратится в компромат! Зачем еще бумаги оставлять?

— Ты меня все еще не понимаешь. Мы уже не мстим, а судим, — терпеливо пояснил Аркадий. — Судим за все преступления по совокупности. Включая изнасилование Дианы, поскольку это практически изнасилование. А эта бумага, ты прав, может потопить нас, но в известной степени и спасти. Едем. Мы уже опаздываем.

«Мерседес» чемпиона был не из новых, но завелся почти сразу.

В сгущающихся сумерках они покатили по Рязанскому шоссе, но на выходе за черту столицы их остановил пикет ГАИ. Однако оба милиционера (один с короткоствольным автоматом на шее) тут же узнали Витька — они оказались почитателями восточных единоборств и никаких крупных соревнований не пропускали, смотрели их хотя бы по телевизору. Не заглядывая в его документы, пожелали успехов во Франции, чемпионский пояс на халат и отпустили с миром, посоветовав ночью на дороге быть поосторожней.

Около одиннадцати въехали в деревню, которая уже почти полностью потеряла свое крестьянское лицо, поскольку была отдана на откуп москвичам, а те почти начисто снесли старые дома и понастроили коттеджей.

Седьмую линию нашли почти сразу.

Дом № 42 оказался на самой окраине, стоял за солидным забором и при тяжелых воротах. Правда, в них была врезана калитка, она была чуть приоткрыта, словно приглашала гостей входить запросто.

Низкие тучи накрыли небо, было уже темно, ветрено и зябко. Во всей бывшей деревне светились только редкие окна — день был будний, московский дачник разгуливает по своей фазенде только в уик-энд.

У соседей Ломакина не светилось ни одного окна. Казалось, что и в его доме никого нет.

Но когда они прошли сквозь калитку, то увидели, что одно окно, самое крайнее в доме, светится. К дому был пристроен длинный и большой сарай. В сарае тоже горел свет, что было видно сквозь приоткрытую дверь.