Анатолий Безуглов - По запутанному следу - Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

В МУРе на справку смотрели как на добытую ископаемую редкость. Круг замкнулся.

— Молодцы, ребята! Теперь в прокуратуру дело передавайте, с побегом закончили, а раз есть новые обстоятельства по делу, то выносите постановление, — сказал Колганов. — Молодцы! Убийство десятилетней давности раскрыли, не ожидал, честно говоря. Но в общем, хорошо, грамотно поработали!

Собрались в кабинете. Еще раз посмотрели на нарисованную Игорем картинку. Валера взял карандаш и соединил все маленькие окружности. Круг замкнулся.

Сегодня они лягут на архивные полки. Рядом с теми, что уже успели слегка выцвести и запылиться. Толстые, аккуратно прошитые и пронумерованные тома кропотливых и упорных следовательских поисков. На каждом из них после строки: «Дело начато…» — появилось свежее добавление: «Окончено…» И число, месяц, год. Это значит, что преступление раскрыто, виновные наказаны. Или, наоборот, с честного человека снято подозрение.

Перелистаем несколько таких историй, принятых к бессрочному хранению.

Женщина плакала долго и горько. Сквозь беспрестанные рыдания трудно было разобрать слова. Наконец лейтенант Николай Степанович Кузовлев, дежуривший по УВД города, понял: у нее пропал ребенок, сын. Валеркой зовут. Полненький, белоголовый, в матроске.

— Как так — пропал? — Лейтенант быстро вышел из-за стола, уставленного телефонами, попытался, как мог, успокоить убитую горем мать. — Да что у нас, Америка, что ли? Найдем, обязательно, найдем!

Вернувшись на место, Кузовлев кратко записал рассказ посетительницы в журнал и, кроме того, попросил ее оставить официальное заявление. Суть происшедшего удивляла. Во-первых, ребенок пропал не здесь, в Прикамье, а где-то там, на Кубани, откуда приехала женщина. И, во-вторых, пропал он не сейчас, а полтора года назад. Сюда же Зинаида Мостовенко приехала к родителям бывшего мужа в надежде выяснить, где он находится и куда девал мальчика, украденного из ее дома.

— Почему же вы до сих пор молчали? — строго спросил лейтенант.

— Да, я виновата, — согласилась Мостовенко. — За свое легкомыслие расплачиваюсь…

И она, перестав плакать, рассказала, как встретилась впервые с Михаилом Селиверстовичем Опаровым, с мужем своим, восемнадцатилетняя девчонка, как закружилась голова от его красноречия, былей и небылиц, клятвенных обещаний. Рослый, красивый, ходил Опаров по станице, не мужчина — загляденье. Правда, соседки, задержавшись у колодца, увещевали мать: «И куда твоя Зинка лезет, не пара он ей, седина на висках пробивается». Но Мостовенко-младшая и слушать никого не хотела. «От зависти все это, — твердила в ответ. — А что до седины, повоюйте с его — совсем белыми станете!»

Кстати, о подвигах своих на боевых фронтах Михаил Селиверстович насочинял столько, что не в три короба, а в три грузовика не уложишь. Колхозники, даже воевавшие, и то от удивления рты разевали, о подростках и говорить не приходилось.

Вскоре стали они мужем и женой — вчерашняя школьница и директор далекой отсюда уральской школы. Спасибо матери Зинаидиной, что заставила в загс пойти, а то он отнекивался, говорил, что все это формализм, любовь, мол, от бумажки не зависит.

А дальше сюжет их жизни, как нередко бывает при скоропалительных браках, развивался без особой оригинальности. Узнав, что Зина ждет ребенка, Михаил Опаров сбежал. По всем адресам искала она его, но письма возвращались без ответа. Лишь через три года под покровом темноты появился беглый отец. Подарками сына завалил, с рук не отпускал, вина, сластей на стол наставил. Тут-то и узнала Мостовенко, что у него новая жена, но жена, мол, нелюбимая, жизнь с нею опостылела. «И понимаешь, — сокрушался он чуть не плача, — развода не дает, не верит, что я был женат. Покажи ребенка, тогда соглашусь освободить тебя. Так что выручай, Зина, наше общее счастье. Как только оформлю все, так и жди нас. Что я здесь, в станице, работы не найду? Вот заживем!»

На второй или третий день обманщик снова пустился наутек, захватив и сына. В записке, оставленной на обеденном столе, он объяснял поспешное исчезновение тем, что якобы неожиданно подвернулась легковая машина, ехавшая в направлении железнодорожной станции. Ни о чем не беспокойся, клялся он, все будет как нельзя лучше.