— Ломакс объяснит, почему мы здесь, — добавил он.
Оба повернулись к Ломаксу. Тот демонстративно пожал плечами:
— Это была не моя идея.
Драйвер поднял брови. Затем посмотрел на Берлинза:
— Энтони?
Берлинз прочистил горло.
— Доктор Ломакс выдвинул несколько очень опасных обвинений — они касаются результатов, полученных в обсерватории. Я считаю, что вы должны выслушать его.
— Обвинений против обсерватории?
Нахмурившись, Драйвер подался вперед. Лицо его напряглось.
— В особенности против меня. Я огорчен, так как вместо того чтобы обсудить проблему со мной, он направился в банк данных и даже поболтал с коллегами.
Ломакс не успел открыть рот, чтобы возразить, как заговорил Драйвер:
— Я разочарован, доктор Ломакс, вашей скрытностью. Если кто-то из вас двоих и ведет себя подозрительно, так это именно вы.
Ломакс чувствовал, что тон Берлинза, хотя и довольно жесткий, вполне спокоен, в то время как он, Ломакс, во время объяснения в кабинете Драйвера потел и срывался на крик. Он снова покраснел, и Драйвер, потянув за свой галстук-бабочку, пристально посмотрел на него.
— Все это очень беспокоит меня, Энтони. Неудивительно, что вы настояли на том, чтобы прийти сюда, — произнес он. — Особенно если доктор Ломакс обсуждал все с другими учеными.
Ломакс возразил:
— Я говорил только с одним близким другом, который, насколько я знаю, никому об этом не рассказывал. С другой стороны, профессор Берлинз собрался обсуждать эти результаты с целым чертовым симпозиумом.
— А что за результаты? В чем заключается обвинение? — спросил директор.
Ломакс не ответил. Драйвер подождал, затем обернулся к Берлинзу:
— Доктор Ломакс полагает, что обнаружил фальсификацию результатов в Ядре Девять. Эта фальсификация носит постоянный характер, из чего он заключил, что некто пытается обосновать свою ошибочную теорию. Доктор Ломакс считает, что этот некто и есть я, в основном потому, что только он и я работали с этими данными.
— Хм… — Драйвер погладил себя по щеке, посмотрел на Ломакса, затем снова на Берлинза. — Вы думаете, такое возможно — чтобы кто-нибудь фальсифицировал результаты?
Берлинз с усилием кивнул:
— Да, возможно. И Ломакс… доктор Ломакс клянется, что у него есть доказательства.
— Ничего нельзя утверждать, пока нужный участок неба не вернется на горизонт, — сказал Ломакс.
— И когда это произойдет?
— В сентябре.
— Однако, — добавил Берлинз, — доктор Ломакс имеет доказательства из банка данных, которые нельзя опровергнуть.
Ломакс подумал о бутылках, шприцах, сперме и прочих следах человеческой деятельности, усеявших грязный пол банка данных. Он считал, что все это стало возможным из-за назначения Драйвера. Его предшественник никогда бы не позволил превратить информационный центр обсерватории в мусорное ведро. Ломакс смотрел на Драйвера — маленького мужчину в изящном кресле — и понимал, что он ему неприятен. Казалось, Драйвер чувствует это.
Директор пролистал страницы лежащей на столе записной книжки и поднял глаза.
— Хочу заметить, что доктор Ломакс нанес визит в банк данных, не будучи туда допущенным.
— Профессор сам дал мне ключ, — попытался защититься Ломакс.
— Понятно, — сказал Драйвер неприятным голосом. — Понятно. Что ж, интересное получается положение. — Он откинулся в кресле и посмотрел на небо через стеклянную крышу кабинета, соединив подушечки пальцев. — Двое имеют доступ к данным. Оба в разной степени допускают ситуацию, что данные могут быть фальсифицированы, и каждый подозревает другого.
— Что? — сказал Ломакс.
— Вы подозреваете профессора. Я достаточно давно знаю Энтони, чтобы утверждать, даже если он не сказал еще ни слова, что он подозревает вас.
Ломакс уставился на Берлинза:
— Что?
На лице Берлинза ничего не отражалось.
— Это безумие! — вскричал Ломакс.
— Не кричите, пожалуйста, доктор Ломакс. Энтони, некто пришел к вам сегодня и сказал, что доктор Ломакс считает информацию, полученную в обсерватории, сфальсифицированной. Вы это понимаете? — спросил Драйвер Берлинза.
— Э-э… да, — ответил Берлинз.
— Еще бы вы этого не понимали, черт подери! — крикнул Ломакс.
— Вы ведете себя, — нахмурился Драйвер, — в высшей степени непрофессионально. Не слишком хороший признак.
Ломаксу с трудом удалось заставить себя замолчать.
— Я уже решил, что делать, — сказал Берлинз. — Я не буду отвечать ни на какие обвинения, не буду выдвигать никаких обвинений. Я предоставляю это вам, Диксон. Я прошу вас расследовать дело и сделать собственные выводы.
Читать дальше