Жюль Руа - Штурман

Через неделю после катастрофы, днем, он, испытывая некоторую тревогу, нажал кнопку звонка в доме 27 по ВэндонЭли. Дверь открыла незнакомка, и лицо ее осветилось внезапной радостью.

- Почему вы так долго не приходили?

- Боялся вас побеспокоить. И еще он спрашивал себя, какое чувство она испытывала к нему и хотела ли его повидать.

- Я уже тревожилась. Думала, может, вы заболели. Входите.

Он боялся, что у нее в гостях ктонибудь из друзей или соседей. В таких случаях на лице у него появлялось смущенное и в то же время сердитое выражение, и нетрудно было догадаться, что он не оченьто умеет приноравливаться к неловким ситуациям. Но незнакомка была одна, и он вздохнул с облегчением.

- Я приготовлю вам чаю, хорошо?

Он кивнул. И на этот раз ритуал чаепития призван был помочь ему держаться непринужденней. Оставшись один в гостиной, воспоминание о которой стало настолько нереальным, что ему нелегко было связать его со всем происшедшим, он уселся в кожаное кресло рядом с красной кушеткой. Застекленные двери с раздвинутыми портьерами выходили прямо в сад, уже опустошенный осенней непогодой; последние цветы жались у красных кирпичных стен, за которыми тянулись поля и рощи. Наверное, intelligenceofficer часто сиживал в этом кресле, покуривая трубку, пока жена готовила чай, и, отрываясь от "Таймса", блуждал взглядом по окрестным полям и небу. Теперь он находился гдето на авиабазе в Суссексе, изучал там материалы по объектам и вчитывался в рапорты экипажей, нисколько не подозревая, что какойто штурман сидит в его любимом кожаном кресле только потому, что после столкновения двух бомбардировщиков он упал почти на крышу его дома. "Вот они, превратности войны", - улыбаясь, подумал штурман, когда незнакомка поставила перед ним на столик поднос.

- Я мог бы позвонить, - сказал он, - но не знал, как вас зовут.

- Ах да, действительно. Я должна была назвать свое имя.

- Я сам должен был спросить у вас. Но все произошло так неожиданно в ту ночь,

- Правда?

Некоторое время она молча намазывала тосты маслом, потом ничего не выражающим голосом спросила:

- Как вы себя чувствуете?

- Хорошо.

- Вы уже пришли в себя?

- Если вы имеете в виду катастрофу и прыжок с парашютом, тогда, да, - ответил он. - Об остальном не могу этого сказать.

- Об остальном? О! - воскликнула она с удивлением. - Мне кажется, для вас это так привычно.

"Мы из этого не выпутаемся, - сказал он себе. - Нужно будет все ей объяснять. Это слишком трудно".

- Попросту говоря о необходимости жить дальше, если угодно, - добавил он устало .

Он смотрел на нее, пока она разливала чай, почти не узнавая, и старался снова почувствовать то, что так взволновало его на прошлой неделе, но очарование исчезло: очарование ночи и только что разбуженной незнакомой женщины в зеленом халатике, который так и хотелось распахнуть. Сколько ей может быть лет? Года двадцать четыре, наверное. Коротко остриженные темные волосы придавали ее лицу чтото детское, а свет голубых глаз делал ее похожей на рубенсовский портрет, висевший слева от камина, напротив красной плюшевой кушетки.

- Я много думал о вас, - сказал штурман.

- Правда?

- Все это было так необычно... Он снова представил себе молодую женщину, совсем одну в доме, когда он позвонил,

- Могу я теперь узнать, как вас зовут? - спросил он, помолчав.

- Конечно. Розика. А вас?

- Рипо. Вы помните? Я назвал себя, когда говорил с базой по телефону.

- Я имею в виду имя.

- О! - сказал он. - Никто никогда не зовет меня по имени. Оно очень заурядное, и я его не выношу. Альфред.

Англичанке это .ничего не объясняло. Имя было не хуже других, и женщина, конечно, не могла понять, почему его можно ненавидеть. Если бы она стала называть штурмана Альфредом - ведь в Англии обращение по имени имеет не совсем то же значение, что во Франции, - он почувствовал бы себя неловко, а может, это просто его рассмешило бы. В своей стране он всегда просил женщин называть его какнибудь иначе, но здесь все было подругому.

Женщина спросила, приступил ли он снова к боевым операциям. Он объяснил, что числится теперь в резерве и будет снова летать, когда какойнибудь штурман выйдет из строя.

- Покамест мне хорошо и так. Я не тороплюсь. Но продолжать придется. От всего остального меня никто не освободит.

Женщина опять посмотрела на него с удивлением. Он употребил то же слово, что минутой раньше, но совсем в другом смысле.

- Я хочу сказать, что учитывается количество, а не сложность заданий. Легкий вылет или нет, засчитывают одну операцию, и все. Кроме случаев, когда бомбишь объект, хотя. один из четырех моторов отказал раньше, чем ты долетел до цели. Но это тоже предусмотрено: RAF вручает тебе DFC'.[ ' Distinguished Flying Cross - Крест за летные заслуги (англ.)]