Наталья Солнцева - Легкие шаги в Океане

— Прохладно. Им не хотелось ворошить прошлое.

Старики Малеры были поражены визитом Марата, назвавшегося журналистом. Ему пришлось придумать целую историю о причудах богачей, которые не знают, куда деньги девать.

— Господин Широков хочет издать биографический роман о себе, — заявил Калитин старикам. — Но сам он писать не умеет, поэтому нанял меня. Вот, езжу, собираю материал для книги.

— А мы при чем? — удивились Малеры.

— Ваша дочь Эльза… когда-то в юности встречалась с Павлом Ивановичем, вот и…

— Эльза умерла, — перебила его госпожа Малер. — Это было так давно. Зачем тревожить память нашей дочери ради какой-то публикации?

— Видите ли, Павел Иванович до сих пор оплакивает свою потерю, — проникновенно объяснил Марат, доставая из кармана фотографию могилы Эльзы. — Он установил дорогой памятник, ухаживает за местом захоронения, часто посещает кладбище.

Малеры ощутили неловкость. Получается, они забросили могилу дочери и думать о ней забыли, а чужой человек печется о памяти Эльзы.

— Хорошо, — сказал отец девушки. — Чем мы можем вам помочь?

— Расскажите все, что помните о тех днях. О Широкове, об Эльзе… Какими были их взаимоотношения?

— Ну, какие… нравились они друг другу очень, — госпожа Малер заплакала. — Больно говорить об этом. Разве чувства можно выразить словами?

— У вас остались какие-нибудь письма, дневники Эльзы? Девушки в ее возрасте нередко увлекаются подобными вещами. Или, может быть, Широков ей писал?

Старики одинаково смутились. Когда люди долго живут бок о бок, они становятся похожими, как близнецы.

— Нет. Эльза дневников не вела, а письма… Они жили в одном доме, виделись каждый день. Какие письма, зачем? Потом, когда Паша переехал куда-то на квартиру, поближе к центру, он звонил или приходил к Эльзе. Нет никаких писем.

Марат задавал Малерам вопрос за вопросом, но так ничего и не выяснил. Отношения Эльзы и Павла были сильным увлечением, первой любовью. Эльза росла болезненной, слабенькой, рано ушла из жизни. Паше не такая девушка была нужна.

— А какая? — спросил Марат.

Отец Эльзы сокрушенно вздохнул и развел руками.

— Сильная, здоровая, жизнерадостная, как он сам. Уж очень они были разные, Паша и Эльза.

— Не сохранилось ли у вас каких-нибудь фотографий с того времени?

— Немного… Я их убрал, спрятал подальше от жены, — признался Малер. — Она как посмотрит, сразу в слезы. Хотите взглянуть?

— Если можно.

Старик тяжело поднялся, вышел в другую комнату. У него болели суставы, поэтому передвигался он медленно, шаркая ногами. Через несколько минут он вернулся с круглой железной коробкой, полной старых фотографий.

— Вот, пожалуйста… все, что есть.

Калитин перебирал пожелтевшие снимки, надеясь на чудо. Но ничего особенного не нашел. На самом дне лежала большая фотография молодого Широкова, на которой его с трудом можно было узнать.

— Эта карточка стояла у Эльзы на столе, — всхлипнула госпожа Малер. — Она с ней не расставалась.

Родители ничего не смогли добавить к уже сложившемуся портрету Эльзы: замкнутая, болезненная девочка, которая любила смотреть в окно, мечтать, слушать старые пластинки и читать книги. Чем же она так задела Широкова?

Все это Марат подробно рассказал Ангелине Львовне, пока жарилось мясо.

— Почему Малеры уехали из Москвы? — недоумевала она.

— Наверное, от безысходности. Они жили довольно скромно. Малер работал вахтером на заводе, а его жена — горничной в гостинице. Эльза родилась поздно, постоянно болела, а потом умерла. Жизнь потеряла смысл. А в Латвии жил старший брат Малера, одинокий старик. Он пригласил родственников в гости. Они поехали. Хозяин был совсем плох, как рассказала мать Эльзы. Они с мужем долго ухаживали за ним, похоронили. Брат завещал Малеру домик и все имущество. Старики решили остаться. Там они поневоле отвлекались — небольшое хозяйство, садик, огород, свежий воздух.

— Правильно сделали.

— Смотри, что они подарили мне.

Марат достал из папки фотографию молодого Широкова. Короткая стрижка, высокий чистый лоб, правильные черты и ясный взгляд делали его юное лицо аристократически благородным. Только упрямо сжатые губы и тяжеловатый подбородок выдавали сильную, мятежную натуру. На обратной стороне карточки угловатым, резким почерком было написано: «Но тебя, хоть ты теперь иная, я мечтою прежней узнаю…»

— Интересная надпись, — отметила Закревская. — Что ты думаешь по этому поводу?