Владимир Рыбин - Золотой капкан

- Погоди, я с тобой, - крикнул Сизов.

Чумбока оглянулся, сердито отмахнулся рукой.

- Иди нет! Ваша костра нада.

После пережитой пытки огнем разжигать костер казалось нелепостью.

- Ночь будет, дождя будет, холодно будет, - снова прокричал Чумбока и скрылся за прореженным частоколом деревьев.

К удивлению Сизова, не сгоревшего сухостоя в лесу оказалось предостаточно. Они с Красюком быстро натаскали большую кучу хвороста, разожгли костер. Принесли с болота по большой охапке мха и обессиленно повалились на него, будто свершили бог знает какую тяжелую работу.

Чувствовал себя Сизов гораздо лучше, чем вчера: прокатившийся огненный вал основательно прогрел его, прогнал простуду. Оставалась только слабость. Но он знал: слабость пройдет, если хорошенько поспать.

Сейчас, в ожидании Чумбоки, уснуть не удавалось: мешал острый запах гари. Разговаривать с Красюком ни о чем не хотелось. И он лежал с открытыми глазами, глядел в темнеющее небо и безвольно следил, как сами собой ворочаются в голове мысли.

Думалось о том, что теперь, хочешь не хочешь, им с Красюком придется возвращаться на вахту к Дубову, что срок им, конечно, добавят, но, может, не такой уж большой, если самим вернуться, а не дожидаться, когда изловят... Но прежде надо наведаться в Никшу, навестить Татьяну Ивакину, сообщить ей, геологу, о касситерите, найденном у Долгого озера. Пусть именно она заявит о месторождении, пусть это будет последним Сашиным открытием... Оттуда же, из Никши, можно будет позвонить Плонскому. В поселке горный комбинат, там всегда была хорошая связь с райцентром. Пускай прокуратура сама ловит Хопра, унесшего золото...

Что-то тяжелое упало на землю, взметнув пыль, и Сизов очнулся. Было темно. Возле догорающего костра стоял Чумбока, смотрел в огонь. Красюк, свернувшись, спал неподалеку, громко храпел.

- Нашел? - спросил Сизов, вставая. Он, заснувший, чувствовал себя неловко перед неутомимым нанайцем.

- Моя найди, - устало сказал Чумбока и принялся подкладывать сучья в костер.

- Что это было?

- Человека была. Совсем мертвая.

- Какой человек? Откуда?

- Злая росомаха. Бандита. - Палкой, которую собирался положить в костер, Чумбока показал на Красюка. - Стреляла его.

- Хопер? Это же Хопер стрелял. Он умер?

- Умерла, умерла. Дыма много, дышать не моги, тама лежи.

- А где его ружье? - Сизову все не верилось, что это именно Хопер. Ты не принес?

- Не нада бери, - назидательным тоном сказал Чумбока.

И Сизов понял: действительно, не надо. В Никше спросят: чье ружье? Хопра? А где Хопер? Умер?.. Сам?.. Или помогли?.. Поди докажи.

- А... золото?..

Чумбока ткнул рукой себе под ноги, и Сизов только теперь разглядел валявшийся на земле вещмешок. Осторожно, словно это был раненый зверь, подошел к нему, поднял. Мешок был тяжелый, одной рукой не удержать.

И тут, словно почувствовав, о чем речь, зашевелился Красюк. Увидел вещмешок в руках у Сизова, вскочил на ноги.

- Это же мой сидор! Видишь, пестрый, из камуфляжки? Тот самый, что Хопер унес...

Он попытался схватить вещмешок, но Сизов отвел его руку в сторону.

- А где Хопер? - Красюк испуганно заоглядывался. И уставился на Чумбоку, догадавшись, в чем дело. - Ты его нашел?.. Убил?..

- Дурак ты, Юрка, - сказал Сизов. - Задохнулся он. Дымом. Не выбрался из пожара.

- Точно?

- Так Аким говорит. А я ему верю. Живого он притащил бы сюда.

- Зачем? - испуганно воскликнул Красюк.

- Так уж он устроен.

- А рыжевье, значит, принес? Ну, молодец!..

Красюк боком, словно опасался, что его оттолкнут, обошел Сизова, присел над вещмешком, торопливо начал развязывать туго стянутые лямки. Руки у него дрожали, пальцы срывались с узла. Тогда он вцепился в узел зубами. Развязал, и выхватил сверток, упакованный в полиэтилен.

- Оно! - сказал с придыхом. Обессиленно сел на землю и повторил, лыбясь во весь рот: - Оно самое... Теперь поделим...

- Об этом надо Акима спросить, - сказал Сизов.

- Чего это?!. Мое ведь...

- Было твое. Но ты его отдал Хопру.

- Он сам...

- А теперь это нашел Аким. Ему и решать.

- Ладно. На троих поделим.

Он зло посмотрел на Чумбоку, но тот не обернулся, занятый костром.

- Утром разберемся, - сказал Сизов.

Красюк помолчал, покачивая на руке тяжелый сверток, и сунул его обратно в вещмешок.

- Ладно, утром поделим.

- Юра, не теряй головы. Это же не манная крупа - на глазок-то делить.

- Тогда я его сам понесу.

Сизов засмеялся.

- Все двадцать килограммов? С раненой рукой? Нам ведь далеко идти.