Дмитрий Стрешнев - Крутой секс

— Географию и топографию нужно уважать, — тут же отозвался Костик. — У меня одна знакомая, Зоя Кукушкина, вышла замуж за иностранца, и была счастлива, что едет за границу, пока не выяснилось, что она перепутала Монако с Бамако.

— Послушайте, — сказал Сева, — обстановка тут какая-то стремная. А если что-то произойдет?

— Мы и не в таких местах лазили — и ничего, — отозвался Филипп Марленович.

— Действительно, — вмешался Костик, — давайте хотя бы обменяемся номерами мобильных телефонов на всякий случай. Вот вы, профессор, какой у вас номер?

— Никакой, — гордо сказал Аркадий Марксович, а Филипп Марленович присовокупил:

— Мы, знаете ли, не позволяем облучать свои мозги и кошельки.

— А я поддерживаю предложение, — сказал Сева. Давайте обменяемся номерами. Если потеряемся в этом лабиринте, то сможем связаться.

— Прекрасная мысль! — поддержал Костик. — Правда, на технику не всегда можно надеяться. Сестра одного моего знакомого, Сережи Ведьмеденко, приехала к нему на дачу, пошла на лыжах в лес и заблудилась. Тогда она позвонила ему по мобильнику и спрашивает: «Сережа, где я?».

За время очередного Костикова рассказа вся компания гуськом поднялась до третьего этажа — и остановилась, потому что темнота оказалась заселенной: в круге света профессорского фонаря вдруг возникла старуха бомжеватого вида с рыхлым лицом и огромными ноздрями. Старуха ловко вязала что-то спицами. Появление людей с фонарями совсем не обеспокоило ее, она только прищурила один глаз.

— Здравствуйте, — сказал профессор. — Извините за неожиданный визит. Надеюсь, мы здесь никому не причиним неудобства?

Старуха в ответ не проронила ни слова и продолжала вязать, но незажмуренный глаз при этом внимательно разглядывал пришельцев.

Не докучая больше этому неразговорчивому существу, компания проследовала мимо на следующие этажи. Когда они через два этажа остановились передохнуть, Костик с беспокойством сказал:

— Эта старуха похожа на пограничный столб.

— На что? — спросил Сева.

— На пограничный столб, обозначающий чужие владения.

— Бабулька-то эта? — с сомнением произнес Сева. — Это же просто какая-то престарелая хиппи!

— Бросьте! — сказал Костик. — Хиппи могут существовать только в теплом климате с высоким уровнем жизни и твердо исполняемыми законами. В других обществах они тут же превращаются в бомжей или разбойников.

В этот момент откуда-то снизу донесся тихий свист.

— А вот это мне уже совсем не нравится, — сказал Костик.

— Да не надо так волноваться! Все нормально, ничего не случится! — успокоил Сева.

Если вы любите смотреть кино, то, конечно, знаете, что после того, как произнесены подобные слова, надо ждать совсем обратного. И действительно, темноту наполнили шуршание шагов и невнятные голоса.

— Боюсь, что это какой-нибудь плебс, обитающий в этих местах, — обеспокоился на сей раз профессор. — Отвратительный и жестокий, как в средневековом Константинополе!

— Не плебс, а пролетариат, — поправил Филипп Марленович.

— Нет уж, на сей раз боюсь, что плебс!

Шум приближался, поднимаясь по лестнице. Компания ускорила шаги, но скоро стало понятно, что оторваться от преследователей не удастся. Тем более, что и бежать-то было некуда.

— Мы на последнем этаже! — сообщил профессор, панически шаря вокруг лучом фонаря. — Дальше только голая крыша!

Беглецы вбежали в лабиринт из недостроенных перегородок и штабелей кирпича, ища путь к спасению.

— Человек, которого мы встретили внизу, сказал, что этот дом примыкает к другому, — напомнил Сева.

— Да, вон в той стороне! — сориентировался профессор.

Но когда все добежали до края бетонной тверди, их ждало разочарование: дом, который должен был, по утверждению интеллигентного прохожего, примыкать, находился дальше, чем хотелось бы.

— Этот человек нам соврал! — с горечью сказал профессор.

— Он не соврал, он заманил нас сюда специально, — сказал Костик. — Не удивлюсь, если мы увидим его во главе разбойников.

— А вроде с виду интеллигент! — сокрушенно сказал профессор.

— Я давно предупреждал тебя, Аркадий, что у интеллигенции, как и у каждого социального слоя, есть свое мурло. Когда ей выгодно, интеллигенция врет не хуже властей, — заметил Филипп Марленович.

— Что ж, остается успокаивать себя тем, что вся история человечества — история предательств, — вздохнул профессор.

— Чего же мы такого сделали этим людям? — спросил Сева.