Линкольн Чайлд - Две могилы

Казалось, этот разговор прибавил Пендергасту энергии. Его глаза, очерченные темными, похожими на синяки кругами, теперь были устремлены на колбу.

— А это… — Он повертел в руках сосуд с бесцветной жидкостью. — Смесь тиопентала натрия, хлорида калия и некоторых других компонентов. Она вызовет потерю сознания и остановку сердца задолго до того, как появятся побочные эффекты от принятия параметилбензола. Оставив мне, впрочем, достаточно времени, чтобы испытать мгновения покоя и, возможно, даже радости перед концом.

Виола растерянно посмотрела на Пендергаста, потом на предметы на столе и снова на него. Смысл его слов стал предельно ясен, и ее охватили ужас и отчаяние.

— Нет, Алоизий, — прошептала она. — Вы ведь не всерьез это сказали.

— Я абсолютно, убийственно серьезен.

— Но… — У нее вдруг перехватило горло. Такого не может быть, просто не должно быть. — Это непохоже на вас. Вы должны бороться, а не… трусливо убегать. Я не позволю вам так поступить.

Пендергаст облокотился о стол и медленно поднялся на ноги. Подошел к двери и открыл ее. Помедлив немного, Виола встала и пошла следом за ним по тому же темному коридору, мимо розовой гостиной и дальше в прихожую. Она как будто видела кошмарный сон. Ей хотелось вернуться, сбросить со стола те ужасные предметы и растоптать их. Но она не могла. Потрясение оказалось настолько глубоким, что лишило ее сил. «Вопрос жизни и смерти», — мучительной насмешкой вернулись к ней ее собственные слова.

Пендергаст ничего больше ей не сказал до самого лифта. И только тогда произнес:

— Я благодарен вам за участие. — Голос его неожиданно сделался глухим и слабым, словно доносился издалека. — За то время и душевные силы, что вы на меня потратили. Но сейчас я должен попросить вас вернуться в Рим.

— Алоизий, — начала она, но он прервал ее:

— Прощайте, Виола. Постарайтесь забыть меня.

Виола почувствовала, что плачет.

— Вы не можете так поступить, — дрожащим голосом произнесла она. — Просто не имеете права. Это слишком эгоистично. Вы ничего не упустили? Есть люди, много людей, которые о вас беспокоятся, которые вас любят. Не надо… пожалуйста, не надо… причинять им боль. Нам. — Она помолчала и добавила немного рассерженно: — Мне.

При этих словах что-то мелькнуло в глазах Пендергаста — слабая искра, уголек затухающего костра, уже покрытого ледяной коркой, — мелькнуло и снова погасло. Это произошло так быстро, что Виола не смогла бы сказать наверняка, видела ли она что-то, или ей только померещилось сквозь слезы.

Он легонько сжал ее руку. Затем, так ничего и не сказав, открыл парадную дверь.

Виола подняла на него заплаканные глаза:

— Я не позволю вам так поступить.

Он быстро взглянул на нее, почти сочувственно:

— Надеюсь, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять: ни вы и никто другой не сможет помешать мне, заставить изменить решение. А теперь я прошу вас уйти. Нам обоим было бы крайне неприятно, если бы мне пришлось выпроваживать вас силой.

Почти целую минуту она умоляюще смотрела на него. Но Пендергаст словно бы не замечал этого. Наконец она отвернулась, содрогаясь всем телом от рыданий. Шестьдесят секунд спустя она снова шла по темному внутреннему двору, едва переставляя ватные ноги и не имея ни малейшего представления о том, куда направляется. По ее щекам текли слезы.

Пендергаст еще долго стоял в прихожей. Потом очень медленно вернулся в кабинет, сел за стол и принялся — в который уже раз — рассматривать стоящие перед ним предметы.

После ухода капитана д’Агоста тоже направился в центр. Чертов Хеффлер! Лейтенант готов был размазать о стенку этого сукина сына. Отрезать ему яйца и повесить их на новогодней елке. Он вспомнил, как вместе с Пендергастом заходил к Хеффлеру и как агент устроил доктору взбучку. Это было очень забавно. И сейчас он, д’Агоста, решил разобраться с Хеффлером «а ля Пендергаст».

С этими приятными воспоминаниями он остановился возле отдела анализа ДНК на Уильям-стрит, примыкающего к Манхэттенскому госпиталю. Он посмотрел на часы: восемь утра. Затем обратился к дежурному полицейскому и выяснил, что Хеффлер сидит в своем кабинете с трех часов ночи. Это был хороший знак, хотя д’Агоста не мог сказать наверняка, что он означает.

Лейтенант вышел из автомобиля без полицейских опознавательных знаков, хлопнул дверцей и вошел в здание. Протянул жетон администратору.

— Лейтенант д’Агоста, — громко представился он. — Мне нужно видеть доктора Хеффлера.