Лев Гроссман - Кодекс

В данных обстоятельствах перспектива тихой, кропотливой, относительно бездумной работы представлялась ему невыразимо приятной. Он не спеша проследовал к столу, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Все лежало в точности там, где он оставил. Большой фолиант в кожаном переплете покоился на столе торжественно, как надгробный камень. Эдвард включил ноутбук и подошел к открытому ящику. Из щели между шторами падала на пол узенькая полоска света.

Эдвард взял сверху стопку запакованных книг и вернулся к столу. Первой он развернул тонкую книжечку в серозеленой обложке с золотым обрезом. Лоренс Стерн, «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии». Кожа переплета, очень мягкая, крошилась и оставляла следы на пальцах. Книжка насчитывала всего лишь около сотни страниц. Эдвард раскрыл ее на титульном листе — издано в 1791 году.

Он стал разворачивать остальные, бросая бумагу на пол. «Жалоба, или Ночные думы и Сила религии» [8] Поэма английского поэта-сентименталиста Эдварда Юнга (1683–1765). . Викторианский отчет о раскопках замороженного мамонта с великолепными иллюстрациями, переплетенный вместе с трактатом о метеоритах той же эпохи. «Le sofa», предреволюционный французский роман в розовой бумажной обложке, — порнографический опус с сильным революционным подтекстом о сексуальной жизни французской аристократии, написанный от лица обозначенной в заглавии мебели. Пачка бумажных листов, перевязанных черной лентой, — раннеамериканские памфлеты. Дешевое издание сборника стихов Джойса «Яблоки по пенни за штуку».

Открыв папку с инструкциями, Эдвард приступил к их исполнению. Он пересчитывал ненумерованные страницы в начале и конце каждой книги. Он измерял тома в сантиметрах, проверял на ощупь твердость углов, сокрушенно цокал языком над поломанными и подпорченными корешками. Он считал иллюстрации. Он выискивал определения книжных орнаментов на соответствующих страницах, где перечислялись наиболее популярные их виды с датами изобретения и именами печатников-изобретателей. Он упоминал о пометках всякого рода — форзац Стерна, например, покрывали порыжевшие от времени арифметические расчеты, сделанные авторучкой. Он долго разбирал надпись на сборнике Джойса и выяснил, что тот принадлежал Аните Лоос [9] Американская писательница, драматург и сценаристка (1889–1981). Автор романа «Джентльмены предпочитают блондинок». .

Данные по каждой книге он вводил в компьютер — каталогизационная программа предусматривала отдельное поле для каждого элемента информации. Снизу никто не приходил и не беспокоил его. В библиотеке было холодно, но захваченный из дому свитер хорошо согревал и предохранял одежду от пыли. Головная боль за работой стала проходить. Уличное движение на Мэдисон казалось таким отдаленным, что Эдвард воспринимал его как гул прибоя в морской раковине, перемежаемый музыкальными сигналами.

В следующей стопке он обнаружил трехтомный английский труд по юриспруденции; путеводитель по Тоскане двадцатых годов с засушенными между страниц итальянскими полевыми цветами; французское издание Тургенева, от ветхости распавшееся у него в руках; лондонский статистический справочник 1863 года издания. Что за идиотизм, если вдуматься. Он обращается с этими книгами как со священными реликвиями. Читать он их собирается, что ли? Но есть, есть в них что-то магнетическое, внушающее почтение, даже в самых дурацких — взять хоть просветительскую брошюрку о том, как пчелы создают молнию. Все они содержат какую-то информацию, но не в той форме, к которой он привык. Память у них не цифровая, не электронная — они не отштампованы из силикона, а терпеливо сотворены из древесной пульпы, типографской краски, кожи и клея. Одни люди взяли на себя труд написать их, другие позаботились их купить, а возможно, и прочесть — во всяком случае, сохранить их лет на сто пятьдесят, а то и дольше, в то время как они могли погибнуть от одной-единственной искры. Хотя бы это придает им какую-то ценность, разве нет? Несмотря на то что он, вздумав почитать какую-нибудь из них, наверняка помер бы со скуки. Может быть, именно это и притягивает его — зрелище стольких книг, которые ему никогда не придется читать, не придется проделывать такую умственную работу. Как давно уже он не читал книги — настоящие книги, а не детективы?

От каждого томика, раскрываемого им, исходил особенный пряный запах. Компьютерный каталог рос пункт за пунктом, и Эдвард потерял счет времени. Большинство книг было родом из Англии, но американских и континентальных тоже имелось достаточно. Немецкие порой были напечатаны черным, паучьим готическим шрифтом, который он расшифровывал вдвое дольше. Кириллицу и арабский алфавит он откладывал сразу как безнадежные. Из книги бенгальских стихов выпала печатная карточка. Текст «С признательностью от автора» сопровождался витиеватой нечитабельной подписью.