Виталий Гладкий - Змея за пазухой

Но семейное счастье Колосковых было недолгим. Правда, он поступил в какой-то мере благородно — оставил Лизхен квартиру и ушел из дома с одним чемоданом, в котором находились его вещи, а затем, насколько Никите было известно, платил ей хорошие алименты. Так что, по идее, она не должна была нуждаться. Замуж Лизхен так и не вышла. Говорили, будто она ударилась в религию — примкнула к сектантам. Что касается ее сына, то Никита о его судьбе ничего не знал, да, собственно говоря, и не интересовался. Ему хотелось выбросить из головы все, что касалось Колоскова и Полины.

Увы, человек предполагает, а Бог или кто-то иной располагает…

Елизавета жила в трехкомнатной квартире родителей Колоскова в Старом центре. Так называлась часть города, где при советской власти была сосредоточена вся политическая и общественная жизнь города — обком и горком компартии, различные общественные учреждения, отделение Госбанка, центральный универмаг, два ресторана, несколько кафе, большой кинотеатр, областная библиотека и дома, где жили в основном «слуги народа» — партайгеноссе разных рангов, профсоюзные деятели, сотрудники КГБ, МВД, а также «жуки» от торговли, получившие квартиры благодаря взяткам или махинациям с обменом.

После перестройки начался строительный бум, и спустя четверть века центр города (почти сплошь небоскребы, сверкающие никелем, тонированными стеклами и дорогими отделочными материалами) сместился к берегу речки, а прежний оказался на периферии, оставаясь в своем мрачном коммунистическом величии — с мраморными колоннами, вычурными портиками, лепниной на фасадах и изрядно пожелтевшей от времени облицовочной плиткой. Когда-то Старый центр блистал, а теперь стал каким-то серым, неухоженным; казалось, что он умер вместе с прежней властью, но до сих пор лежит не погребенный.

Немного поколебавшись, Никита не очень уверенно нажал на кнопку звонка. Дверь была новой, похоже недешевой. Значит, Олег не оставлял в своих заботах свою первую семью — Никита сомневался, что такая дорогая дверь Лизхен по карману.

Спустя какое-то время за дверью послышались шаркающие шаги, и начались «смотрины» — Никиту принялись разглядывать через глазок. Он приятно заулыбался и сделал приветственный жест рукой. По другую сторону двери кто-то тихо охнул (не от испуга ли?), а затем тихий женский голос спросил:

— Вы к кому?

— К вам, Елизавета Францевна, к вам. — Никита почему-то был уверен, что это Лизхен.

— Зачем?

— Лиза, ты не узнаешь меня?

— А что это меняет?

Никита оторопел. Что за фигня?! Или у Лизхен крыша поехала благодаря секте? Святоши хреновы…

— Лиза, это Никита Измайлов. Мне нужно с тобой поговорить.

За дверью воцарилось молчание. Казалось, Лизхен уснула или впала в летаргический транс, потому что не было слышно ни единого шороха, даже дыхания. Никита нетерпеливо топтался перед входом в квартиру, постепенно наливаясь злостью.

Наконец Елизавета заговорила:

— Георг велел никого чужого в квартиру не впускать…

Георг! Кто это? А, вспомнил — сын Олега, Георг Корх. Поди, идею взять себе фамилию матери он вынашивал с детства. Обида на отца, что тот бросил семью, что мало уделял ему времени, и все такое прочее… И потом, уж очень фамилия Корх звучит по-иностранному (хотя на самом деле она исконно русская). А это сейчас очень модно.

В свое время Никита даже в справочниках порылся, чтобы понять происхождение фамилии Корх. Все ребята в один голос говорили, что она немецкая, и только Никита (чисто из упрямства) утверждал обратное. В конце концов он вышел победителем из этого спора, докопавшись, что фамилия Лизхен ведет свое начало от прозвища Корх, означавшего во владимирских, смоленских и курских говорах «кулак».

Скорее всего, Корхом называли того, кто хорошо дрался на кулаках. Была в свое время такая мужская забава — кулачный бой «стенка на стенку». И тем не менее отец Лизхен был на одну треть немцем. Как такое случилось, можно только гадать. В многонациональной России и не такие вещи бывают…

— Лиза, какой же я чужой? — Никита постарался придать своему голосу бархатистую мягкость. — Или ты забыла меня? Вспомни детдом. И тот первый букет, который я подарил тебе, за что потом пришлось двое суток просидеть в изоляторе.

С букетом и впрямь получилась накладка. Поначалу Лизхен приняли в штыки, особенно девочки, которые увидели в ней опасную конкурентку. А пацаны, намеревавшиеся завести с ней дружеские отношения, опасались гнева девчат. Даже Олег, хотя и положил глаз на Лизхен, поначалу не решался пойти против общего мнения. Все девочки считали Елизавету воображалой и обзывали паненкой — возможно, из-за ее белой кожи, совершенно не поддающейся загару.