Яна Розова - Стокгольмский синдром

— Ты про что? — спросил Руслан, подбирая нож.

— Про него. — Писатель смотрел на узкий черный прямоугольник в ладони доктора.

— Ты о ноже? А что в нем такого? — продолжал валять дурака доктор.

Вадим сел рядом с ним на ступеньку веранды, заправил волосы за уши. Теперь они оба могли смотреть на висевшее над лесом, палевое от пыли, поднявшейся над городом, небо. Зрелище это на Руслана навевало тоску, Вадим же ничего подобного не ощущал. Жизнь повторяла его сюжет. О чем еще может мечтать писатель?

Мужчины на веранде не торопились продолжать разговор. Руслан ждал от писателя развития сюжета. Вадим вертел в пальцах травинку, которую покусывал своими крупными зубами. Тем временем собака нашла удачное местечко у веранды, трудолюбиво вырыла небольшую ямку и свернулась в ней желто-черным калачом.

Молчание длилось почти десять минут, после чего Вадим отбросил травинку в сторону и глянул на недавнего сообщника:

— Теперь ты понял, что я не убивал своего лучшего друга О-лега О-куленко. — Он произнес имя и фамилию погибшего десять лет назад парня, упирая на «О» в начале обоих слов.

Руслан пожал плечами, не отрывая взгляда от неба.

— Ну как же! — воскликнул Вадик иронично. — Дай-ка сюда нож!

Протягивая ему сложенный «Байкер», Давлетов чувствовал, что совершает ошибку. Вадик заметил это и сказал:

— Не боись! Ты же мой персонаж, я не причиню тебе вреда.

Он повертел нож, потом взял его двумя руками, как берут фотоаппарат-мыльницу, и показал широкую прямоугольную рукоять. На ней был тот самый знак — две вписанные друг в дружку буквы «О».

— Это нож Олежки. Значит, убила его собственная сестра, а не я. У меня был другой нож, тоже именной. Им бы и шантажировала мою жену Юлька. Вот так-то!

И тут Руслан всем телом повернулся к писателю.

— А знаешь, Вадик, — сказал он задумчиво, — ты лунатик, а не прикидываешься им. Могу доказать фактами.

— Да? — удивился писатель. — К чему ты это?

— Сам знаешь. Кстати, о предпосылках сомнамбулизма я в монографии Коростылевского вычитал.

Писатель презрительно фыркнул, но ничего не сказал.

— Первая предпосылка твоего сомнамбулизма — это твоя травма в лагере. Мне о ней Витька Бабаян рассказал. Ты упал с дерева и ударился головой. Знаешь, иногда после этого дети и подростки начинают ходить во сне. Особенно впечатлительные дети и подростки, такие каким был ты в своем детстве.

— Это тоже Баян тебе натрепал?

— Нет, ваш уважаемый директор школы, который хорошо тебя помнит и готов прислать на твои похороны венок.

— Ха! — развеселился Козырев.

Он поерзал на ступеньке, устраиваясь удобнее. Нож Вадим держал в правой руке сложенным и все поглядывал на него с заметным чувством удовлетворения.

— Ты был очень впечатлительным мальчиком, да еще и стресс пережил — смерть отца.

— Стресс был, когда он живой ходил, — поправил его Вадим. — Когда он маму ночами бил. Вот это был стресс.

— Да, у тебя была детская психическая травма. Это — тоже свидетельство в пользу твоего сомнамбулизма. Но еще важнее — твоя наследственность. Серьезный фактор.

— Ерунда. Я не ходил и не хожу во сне. Злата тому свидетель.

Руслан покачал головой:

— Злата любила тебя. Я мучился вопросом: почему она ни разу не рассказала правду? И только сейчас понял: она тебя любила. Она поклялась не рассказывать о твоем преступлении ничего и никому, так и поступала до самой своей смерти. Она тебя любила.

На лице писателя отразилось только брезгливое презрение.

— Ты мог бы мне возразить, — продолжил Руслан, — что лунатик — не обязательно убийца. И тут я с тобой соглашусь.

— Конечно, — подтвердил Вадик.

— Вот только нож доказывает обратное.

Писатель удивленно уставился на доктора. В его карих глазах играли нехорошие огоньки, губы расползались в медленной улыбке, будто он начинал понимать нечто, что прежде ускользало от его внимания.

— Ты о чем? Эти буквы «О»…

— На ноже, Вадик, не инициалы Олега Окуленко, не буквы «О».

Улыбка Козырева стала такой широкой, что обнажились зубы. Давлетов не сомневался — это символизировало угрозу, но надо было продолжать.

— Большой круг — это полная луна, а в нем — полумесяц. Это твой знак, Вадик, твой символ. Ты ведь изображал из себя сомнамбулу в юности, а есть легенда, что лунатики ходят во сне именно в полнолуние. Да и сейчас ты любишь полнолуние, ты любишь лунный свет, это есть в твоих книгах.

— Чушь!

— А вот Юля думала, что это нож Олега. Она бы согласилась с той байкой, что ты попытался впарить мне пару минут назад: раз у Златы не было своего ножа, то она взяла нож брата и убила Олега его собственным ножом. И поэтому платила Юльке. Но Злата платила Юле, покрывая твой грех, Вадик. Она любила тебя, вот и все!