Серебровский забрасывал в этом месте еще раз двадцать, но щука больше не брала - то ли жор прекратился, то ли здесь была одна-единственная эта старая рыба, пришедшая к каменной гряде на песчаную отмель, чтобы погреться в одиночестве, застыв в спокойной расслабленности, когда не надо работать плавниками, чтобы, сопротивляясь течению, стоять там, где хотелось бы стоять; когда не надо напрягаться, набирая скорость, чтобы опередить других во время жора; когда можно быть самой собою - уставшей, старой щукой и не пыжиться, чтобы боялись другие, более молодые, и поэтому уступали лучшие места на утренней и вечерней охоте...
Серебровский выбрал каменный якорь, обогнул островок с севера, развернул лодку так, чтобы мягкое солнце грело лицо, и попробовал блеснить на глубине, на том таинственном водоразделе, где прозрачная, белая вода четко и устойчиво граничила с водой черной, масленой - глубинной.
<����Здесь может быть судак, - подумал Серебровский, - если я возьму судака, тогда сразу же заложу его в тузлук, а завтра повешу на солнце, и он провялится дня за два, а как раз в субботу Ромка обещал привезти из Выборга дюжину пива, и я устрою пир: на сковородке поджарю в оливковом масле черный хлеб с солью, потом зажарю окуней и приготовлю уху по-царски>.
Блеснил он долго, но рыба не брала. Он попробовал было новую блесну, тоже самодельную, из латуни, верткую, быструю: <����Сам бы схватил - покажи издали>. Но и здесь рыба не брала, и он, чтобы не портилось настроение, поехал к берегу, решив вернуться сюда под вечер, когда запоет комарье, и по воде пойдут точные, быстрые круги, и солнце будет плавить море, растекаясь по горизонту малиновым, зловещим цветом: перед тем как исчезнуть на ночь, солнце словно бы пугает людей безысходностью розового марева, и красота природы в эти последние солнечные минуты делается тоскливой, как затаенное ожидание смерти.
<����Черт, молочка хочется, - снова подумал он, когда кончил разделывать рыбу и побросал большие бело-красные куски в кипящую, дымную воду, - литр бы выпил, ей-богу...>
Он съел щучью голову, отнес котелок в сарай, чтобы комарье не набилось, нашел в карманах мелочь, взял флягу и пошел по тропке, мимо двух маленьких, заросших камышом озер, через луг, напоенный тяжелым гудом пчел, сквозь лес, где росли березы, и было ему так хорошо, как бывало в юности, - детства у него не было, оно всегда казалось ему жестоким, горьким и несправедливым, и чем дальше он отходил от той поры, тем с большим недоумением думал о несправедливости и не мог найти однозначного ответа, и это раздражало его, приученного к точности - во всем, что касалось жизни, впрочем, смерти тоже.
Сразу за березовым лесом начиналась пойменная луговина, и по синим травам ходили коровы, и где-то вдали, словно на манеже цирка, сухо щелкал кнут пастуха.
<����Наверное, доярки живут в том домике, что на взгорье, - подумал Серебровский, - туда и дорога ведет>.
Он посмотрел на часы. <����Всего сорок минут, - отметил он, - я могу ходить сюда через день. Здесь напьюсь молока, а литр унесу с собой - фляга не мешает идти, руки свободны...>
- Эй, кто тут живой? - спросил Серебровский, подойдя к финскому домику. - Молочка можно купить?
На крыльцо вышла девушка с большим половником в руке, рассеянно посмотрела на Серебровского и закричала:
- Леня! Ленька! Когда надо сыпать соль?!
Никто ей не ответил, она вздохнула, еще раз посмотрела на Серебровского и рассеянно ответила:
- Мы сами молоко покупаем...
- А где доярки?
- Доярки? - переспросила девушка, потом замерла, потянула носом воздух и стремглав убежала в дом.
Серебровский пошел следом за ней. Девушка стояла на кухне и мешала уху, которая белопенно выкипала на раскаленную плиту. Она мешала уху неумело и половник тоже неумело держала, и Серебровский сразу же угадал в ней нелюбовь к этому извечно женскому занятию - делать еду.
Глаза у девушки были длинные, нос курносый, со смешинкой, и две ямочки на щеках.
<����Стереотип обаяния, - отметил Серебровский, - прямо с рекламного буклета <����Женитесь! Вас ждет уют и ласка!>
Девушка осторожно отхлебнула уху из половника.
- Вкусно? - спросил Серебровский.
Девушка отрицательно покачала головой, и ее волосы точно повторили движение - такие они были густые и мягкие.
<����Почему женщины обижаются, когда говоришь им про волосы - грива? подумал Серебровский. - Что есть в мире лучше лошадей?>
- По-моему, дрянь, - ответила девушка, - горечь сплошная.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу