Юлиан Семенов - Репоpтеp

После этого Гиви поехал в милицию; заместителем начальника угрозыска, по счастью, был однокашник, капитан Хмелев, он-то и помог справкой: Бласенков Виталий Викентьевич, пенсионер, привлекался в сорок пятом по недоброй памяти пятьдесят восьмой статье, пункт первый, измена родине; судила, однако, не тройка, а трибунал; с сорок третьего по сорок пятый Бласенков служил у Власова, был инструктором в пропагандистском лагере Дабендорф Русской освободительной армии, освобожден по амнистии в пятьдесят третьем...

Гиви говорил громко, жестикулируя, уплетал глазунью из трех яиц, и ни он, ни Иван с Лизой не обратили внимания на двух молодых людей, которые устроились возле двери, попросив кофе и пирожных; <����наполеоны> ели сосредоточенно, а вышли - расплатившись заранее - лишь после того, как убедились, что беседа трех друзей закончилась.

(Молодые люди были культуристами Антипова; старшему было двадцать четыре года, Антипов Игорь, брат тренера; младшему только что сровнялось двадцать, Леня Шевцов, оба работали грузчиками в гастрономе.)

XVII

_____________________________________________________________________

<����ВЧграмма Подполковнику Вакидову, угро МВД Узбекистана

Прошу предъявить к опознанию подследственному Рахматову

фотографию Кузинцова. По нашему мнению, его внешность близка тому

внешнему портрету, который дал Рахматов на очной ставке с

подследственным Чурбановым.

Полковник Костенко>.

<����ВЧГрамма Полковнику Костенко, угро МВД СССР

В предъявленных фотографиях Рахматов опознал гр. Кузинцова,

заявив, что этот человек свел его с Завэром во время открытия

выставки дизайнеров.

При этом Рахматов добавил, что Завэр - перед тем как отойти к

Кузинцову - беседовал с неизвестным мужчиной, крепкого телосложения,

очень высокого роста, русого, с волевым лицом и ямкой на подбородке.

Фоторобот создать не удалось, потому что Рахматов, по его

словам, видел означенного человека мельком, всего один раз, как и

Кузинцова.

Подполковник Вакидов>.

XVIII Я, Иван Варравин

_____________________________________________________________________

Папку с донесениями отца, которые он отправлял в Москву из училища пропагандистов РОА Власова в Дабендорфе (что в сорока километрах от Берлина, между Рансдорфом и Клинике), принес мне работник архива; на нем был черный сатиновый халат, в таких у нас ходят уборщицы, но опирался он на элегантную трость с дорогим набалдашником слоновой кости.

Я остался один в комнате, где стояло несколько письменных столов; чернильницы были школьные, неразливайки, сделанные из металла; у нас такие были только в первых классах, потом заменили на современные.

Я открыл папку, сразу узнал округлый почерк - хоть и стремительный, летящий, но в то же время твердый, буква стоит отдельно от буквы; сердце сжало не только от тоски по отцу, но и от бесконечного ощущения невосполнимости, которое возникает, когда навечно ушел человек, не доделавший то, что мог сделать только он.

Сначала я пролистал все странички, их было двенадцать; я представил себе, как же невероятно трудно было ему писать, находясь среди тех, кто окружал его те долгие годы, подумал о людях, которые несли эти странички по улицам гитлеровского Берлина, передавали другим, тем, кто отсылал их дальше; возникали видения холодной затаенности, лезвие бритвы, один неверный шаг - и пытки в подвалах...

<����Власов не сразу предложил свои услуги немцам, - писал отец. - В течение нескольких недель с ним работал капитан армейской разведки Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельд, прибалтийский немец, уроженец Риги, говорящий по-русски без акцента. Он входил в ту секретную группу, которая пыталась привлечь на сторону фюрера таких генералов, как Лукин, Карбышев, Музыченко. Смысл достаточно смелой комбинации Штрика, разыгранной им с Власовым, заключался в следующем: <����Рейхсминистр восточных территорий Розенберг - путаник... Он влияет на фюрера в том смысле, что все русские являются <����унтерменшами>, <����недочеловеками>. Кстати, журнал Геббельса под таким же названием продают только немцам. Мне, как немецкому офицеру и другу России, стыдно за их безнравственные антирусские публикации... Только вы, Андрей Андреевич, можете повлиять на Гиммлера - чтобы Геббельс прекратил выпуск своего журнала, а СС запретили избиение русских пленных в лагерях>. Штрик работал с Власовым более двух месяцев, делая ставку на то, что генерал закончил саратовское духовное училище, а затем прошел дипломатическую школу, являясь в течение нескольких лет военным советником РККА у генерала Чан Кайши. Поначалу Штрик не затрагивал вопрос о создании РОА, но лишь нажимал на тяжкое положение пленных, подталкивая, таким образом, Власова к поступку, носящему чисто гуманный характер: <����Пожалейте русских солдат, Андрей Андреевич, вспомните слова Господа о милосердии и любви к ближнему, только вы можете спасти их от голода и болезней>. Власов на это ответил: <����Товарищ Сталин, отправляя меня командовать армией под Москвой в сорок первом, наоборот, советовал: <����Солдат жалеть не надо, а беречь - надо>... Да и как я помогу солдатам?> Лишь после этого Штрик-Штрикфельд и открыл карты: <����Если вы обратитесь к пленным с предложением создать истинно национальную Россию, объявите всему миру об организации РОА, Гиммлер неминуемо выпустит из лагерей ваших пленных>.