Инна Бачинская - Ошибка Бога Времени

– Правда? – прошептала она, с улыбкой глядя на своего нового мужчину.

– Правда! Я тебя очень люблю!

Черт, неужели теперь всю оставшуюся жизнь она будет сравнивать? Ирка сказала: гиблое это дело – сравнивать. В глубине души Юлия знала, или ей казалось, что знает: сравнивает она из-за чувства вины перед Женькой, и никуда ей от этой вины не уйти; она словно старается уверить себя в том, что их отношения были неповторимы и того, что было у них, никогда и ни с кем у нее уже не будет. А может, тогда все было по-другому, потому что они были молоды?

Ирка разыграла бы сцену признания в любви, как по нотам. Она долго смотрела бы Алексу в глаза, подрагивала уголком рта, смахивала слезинки…

Ничего этого Юлия делать не стала. Всю свою жизнь она боялась показаться смешной. После смерти Женьки ушел кураж, даже в тех небольших количествах, которые были ей свойственны. Она стала избегать людей, неохотно выходила из дома, а оставшись одна, все время разговаривала с мужем. Сначала это были жалобы, вроде того: зачем ты меня бросил, мне плохо, ты не имел права уходить, а потом целые сцены.

Она рассказывала Женьке, что расцвела яблоня, которую он привез из питомника, – подарок друга Павлика Заброды; что тетка Лизы Игнатьевны совсем плоха, видимо, не переживет зиму; что звонил Денька, все у него, слава богу, хорошо, выставки еще не было, но подготовка идет полным ходом, уже есть галерея, которую они снимут на три месяца вместе с двумя другими художниками, рента божеская; что живет он по-прежнему у Барбары в Нью-Йорке, вернее, с Барбарой, в Гринвич-Виллидже, пишет портреты ее знакомых в «рашен фолкстайл [5]со стихами». А Барбара переводит стихи на английский. Всем очень нравится. И конечно, все дружно притащатся на выставку, будут есть канапе и пить на халяву дешевое шампанское. Жень, ты помнишь его московскую выставку?

Денис позвонил им как-то из Москвы, где «болтался», по Женькиному определению, последние два года, занимаясь неизвестно чем и валяя дурака, и восторженно закричал, что открывается его персональная выставка в одном из престижных выставочных залов столицы.

– Дожили, можно сказать! – отреагировал Женька. – Сын – знаменитость!

Будут свои и иностранные журналисты, друзья-художники и вообще прорва народу, сказал Денис. Тусовка что надо! Был он страшно возбужден и, кажется, слегка пьян.

– Ма, я счастлив! – сказал он напоследок. – И у меня для вас новость!

– Какая новость? – испугалась Юлия, зная своего сына.

– Расскажу, когда приедете!

– Женится! – воскликнула Юлия. – Чует мое сердце, – женится!

– У тебя одно на уме, – ответил Женька. – Успокойся, пусть женится, если такой дурак! А на какие шиши семью содержать?

– А выставка? – сказала она, хотя правильнее было бы: – А родители?

– Надо еще посмотреть, что это за выставка, – буркнул Женька, втайне гордясь успехами сына.

В Москве они остановились у Женькиного друга Эдика, с которым Женька отбывал воинскую повинность в Саратове. Конечно, удобнее было бы в гостинице, но Эдик и слушать ничего не стал. Жил он в Солнцеве, а это почти что Москва, в трехкомнатной квартире улучшенной планировки, вдвоем с женой.

– Какая гостиница? – орал он. – Вы чего, ребята, совсем обалдели? Какое далеко? Почти центр Москвы, двадцать минут на электричке! Мимо парка Победы, очень художественное произведение. Все ругают, а мне лично нравится. И не думайте! Посидим как нормальные люди, поговорим! Сколько лет не виделись!

Она надела свое любимое вечернее платье, черное, короткое, с глубоким вырезом. Поколебалась, держа в руках бриллиантовое колье.

– Давай застегну! – предложил Женька.

Мужчины были в черных костюмах. Эдик при галстуке, Женька с бабочкой. Люда, жена Эдика, гордилась дружбой мужа с Евгением Антоновичем и немного стеснялась Юлии. Была она простой женщиной и работала на местной почте приемщицей. Она уже рассказала своим подружкам, что приезжает Эдькин друг, миллионер, с женой, и остановятся у них. А потом они все вместе поедут на персональную выставку их сына, известного художника. Слово «персональная» отдавало нездешней ослепительной жизнью, как в иллюстрированных журналах, полной блеска, приемов, мировых знаменитостей и нарядных прекрасных женщин. Ради такого случая Люда причесалась у лучшего солнцевского парикмахера.

Лимузин из проката привез их к дому с нужным номером. Ни афиш, ни толпы вокруг дома не наблюдалось.

– Может, адрес неправильный? – сказал Эдик.