Реймонд Чандлер - Порошок профессора Бинго

— Доброе утро. — Он прикоснулся к краю цилиндра.

— Доброе, — кивнул Джо Петтигрю. — Что продаем?

— Лично я ничего не продаю, — ответил мужчина в опереточном плаще.

— И правильно делаете, старина. Здесь нет простофиль.

— И не предлагаю подкрасить ваш фотографический портрет превосходными акварельными красками — прозрачными, как лунный свет над вершиной Маттерхорна, — добавил незнакомец и сунул руку под плащ.

— Только не говорите, что там у вас пылесос.

— Ни пылесоса, ни кухонного гарнитура из нержавеющей стали в жилетном кармане. Впрочем, мне ничего не стоило бы его оттуда вытащить.

— Но вы же явились сюда не просто так, — сухо обронил Джо Петтигрю.

— Я не продаю, отдаю даром. Однако далеко не всем, только избранным…

— Неужели где-то еще разыгрывают пиджаки в лотерею? — с отвращением перебил его Джо.

Высокий тощий незнакомец выпростал из-под плаща руку с визиткой.

— Далеко не всем, — повторил он. — С утра я что-то разленился, но, похоже, нашел то, что искал.

— Бинго! — воскликнул Джо Петтигрю. — Неужели меня?

Незнакомец протянул визитку. Джо прочел: «Профессор Августус Бинго». Ниже красовалась надпись шрифтом помельче: «“Белый орел”, порошок для удаления волос», номер телефона и адрес в Северном Уилкоксе.

Джо Петтигрю прищелкнул ногтем по карточке и покачал головой:

— Не по адресу, приятель. Мне это ни к чему.

Профессор Августус Бинго тонко улыбнулся — вернее сказать, его губы приподнялись на дюйм, а в уголках глаз появились легкие морщинки. Можете называть это улыбкой. Он снова сунул руку под плащ и вытащил круглую коробочку размером с ленту для пишущей машинки. На коробочке каллиграфически выведена знакомая надпись: «“Белый орел”, порошок для удаления волос».

— Полагаю, вам известно, что такое порошок для удаления волос, мистер…

— Петтигрю, Джо Петтигрю, — любезно ответил Джо.

— Похоже, чутье меня не подвело! — воскликнул профессор. — У вас неприятности, а значит, вы-то мне и нужны! — Он постучал по крышке коробочки длинным, суженным на конце пальцем. — Да будет вам известно, мистер Петтигрю, никакой это не порошок для удаления волос!

— Постойте, — запротестовал Джо. — Порошок, не порошок. Какие неприятности? С чего вы взяли? Только потому, что меня зовут Петтигрю?

— Всему свое время, мистер Петтигрю. Позвольте, я изложу все по порядку. Район в упадке, а ваш дом в приличном состоянии. Не новый, но крепкий. Ведь вы владелец дома?

— Части дома, — уточнил Джо.

Профессор предостерегающе поднял левую руку.

— Не мешайте, я размышляю. Налоги растут, и будь у вас возможность, вы давно бы сменили жилье. Не нашлось покупателей? Наверняка вы сдаете комнаты жильцам.

— Жильцу, — снова поправил Джо и вздохнул.

— А лет вам примерно сорок восемь?

— Плюс-минус четыре.

— Вы чисто выбриты и аккуратно одеты, а лицо несчастное. Женаты на молоденькой? Испорченной и капризной? Думаю, у нее есть… — Профессор резко оборвал фразу и начал откручивать крышку на коробочке, в которой, по его уверениям, содержался совсем не порошок для удаления волос. — Впрочем, довольно предположений, — мягко заметил профессор и протянул Джо открытую коробочку, наполовину заполненную белым порошком. — Здесь не жевательный табак…

— Я человек терпеливый, но и мое терпение на исходе, — вспылил Джо. — Или говорите, что там внутри…

— Порошок, — холодно обронил профессор. — Порошок профессора Бинго. Мой порошок.

— Не употребляю, — сказал Джо Петтигрю. — Ниже по улице есть скверик в Лексингтон-тауэрс, где ошиваются всякие бездельники и актеришки. Если они не при делах, то есть почти всегда, и не хлещут спиртное (чем занимаются без перерыва) — ваш порошок придется им по нраву. Вы обратились не по адресу.

— Порошок профессора Бинго не кокаин, — объявил профессор с ледяным достоинством, величаво закутался в плащ и коснулся края цилиндра. Коробочку с порошком профессор по-прежнему держал в левой руке. — Кокаин, друг мой? Тьфу! Да по сравнению с моим порошком кокаин — детская присыпка!

Профессор двинулся вдоль тротуара и свернул в проулок. Вдоль Лексингтон-авеню росли камфарные деревья, покрытые свежими, еще розоватыми, листочками. Профессор направлялся туда. Музыка не смолкала. Должно быть, сейчас они пьют третий или четвертый стакан, что-то мурлычут под нос, а вскоре завалятся на диван. Еще и подерутся. Какая, в сущности, разница? Интересно, какой будет Глэдис в свои пятьдесят два, если так пойдет?