Фридрих Незнанский - На исходе последнего часа

Самое же главное – никогда не обращайся к религии: она наполнит твое сердце страхами, а голову – иллюзиями, и это закончится тем, что ты сделаешься своим собственным обвинителем и злейшим врагом.

Знай, что нет на свете преступления, даже самого скромного, которое не доставляло бы преступнику удовольствие, перевешивающее все неудобства, связанные с позором или наказанием…"

– Да эта ж баба – параноик! – взорвался Грязнов. – Почему я должен терпеть эту ахинею?! Она что, офигенно помогает нашему гениальному следствию?! – Он вышел и хлопнул за собой дверью.

Турецкий продолжал внимательно слушать.

"…Так неужели я буду жить хуже оттого, что общество осуждает меня? Что тебе до грязи, которой тебя пятнают, если ты сохранила внутренний комфорт! Именно в этом ты найдешь счастье, а вовсе не в чужом мнении, пустом и бессмысленном понятии. В самом деле, что страшного тебя ожидает в худшем случае? Безболезненная и очень быстрая смерть. И лучше, если она настигнет тебя в результате казни, чем в постели: страданий гораздо меньше, и все пройдет гораздо быстрее.

Если ты решилась совершить преступление ради удовольствия, надо, во-первых, позаботиться о том, чтобы придать ему как можно больший размах, а во-вторых, сделать его непоправимым! Ведь если твой поступок не оставляет ни капли надежды сгладить его последствия, здравый смысл уничтожит угрызения и сожаления. Совесть не похожа на все прочие душевные недуги: она уходит в небытие тем быстрее, чем чаще мы ее будоражим.

Все упирается в полное уничтожение этого абсурднейшего понятия о братстве, которое вдолбили нам в детстве. Стоит только разорвать эти призрачные узы, освободиться от их влияния, убедить себя в том, что между тобой и другим человеком не может быть никакой связи, и ты увидишь, как необъятен мир удовольствий и как смешны и глупы угрызения совести. Страдания ближнего будут тебе безразличны, если только при этом не испытываешь болезненных ощущений. Тебе будет наплевать на трагическую участь многих и многих жертв, ты даже и пальцем не шевельнешь, чтобы спасти их, даже если будешь в состоянии сделать это, ибо их смерть полезна природе, но еще важнее, чтобы их уничтожение доставило тебе наслаждение, потому что ты должна обратить на свою пользу все происходящее вокруг тебя.

Осмотрительность обеспечивает безнаказанность, а уверенность многократно усиливает очарование злодейства; однако с твоим положением в обществе тебе вообще не стоит беспокоиться об этом.

И ты можешь наплевать на всякую осторожность и предусмотрительность, если она мешает тебе наслаждаться…"

– Да она просто поэт, – почти с восхищением отметил Турецкий. – Хотя вообще-то мне этот спич что-то напоминает, или я ошибаюсь? Что скажешь?

Трофимов подавленно молчал.

– Это ведь похоже на манифест, прямо катехизис какой-то, – развивал свою мысль Турецкий.

– Ты заметил, она там все время обращается к женщине, – сухо сказал Трофимов. – Этот, с позволения сказать, документ, конечно, ничего формально не доказывает, но показывает очень много. Похоже, что наша мученица Вэлла – вполне самостоятельная фигура во всей этой непонятной игре.

– Ей уже сообщили, что мужа нашли? – спросил из коридора Грязнов.

– Да.

– Ну и как?

– Да никак. Глазом не моргнула, – ухмыльнулся Трофимов. – Говорит, последние пять дней я уже и не сомневалась.

Турецкий заметил, что за время, прошедшее после ранения, с Трофимовым произошла разительная перемена. Из неунывающего балагура-оптимиста майор превратился в усталого, хмурого, во всем сомневающегося человека. Типичного провинциального мента.

– Можно все же реально сказать, чем владеет, то бишь – владел Герат в городе?

– Едва ли, – почесал здоровой рукой голову Трофимов. – Ну есть, конечно, какая-то недвижимость… Но, я думаю, что все основное – оформлено на Вэллу.

– Кстати, ты мне ничего не говорил, вы обыскивали климовскую квартиру? – вдруг спросил Турецкий.

– Да чего там говорить, – махнул рукой Трофимов. – Прошерстили, когда Вэллы дома не было. Пусто.

– Ага. А ты сам там был? Книги у них дома водятся?

– Ну есть какие-то, конечно. А что?

– Я хочу туда съездить. – Турецкий думал о чем-то своем. – Может, почитаю; в этом может быть некоторый ключ. Хотя нет, не хочу, пойду лучше с Вэллой поболтаю. Но мне нужно получить из ее квартиры две вещи. Слава, зайди сюда, – позвал он отдыхающего в коридоре Грязнова. – Первое: список всех книг, имеющихся в доме. И второе: из-под земли достаньте мне зажигалку Герата. Может быть, в доме остались пустые…