Фридрих Незнанский - На исходе последнего часа

К большому сожалению Рейна, соседнее место осталось незанятым. Если бы там сидел кто-нибудь из родственников или друзей Бурцева, можно было бы попытаться выведать какие-то сведения. Теперь же приходилось прислушиваться к разговорам вокруг.

– Да, – качая головой, говорила пожилая женщина за спиной Рейна. – Совсем молодой парень!

– И не говорите, – поддакивала ей соседка. – И двадцати пяти еще не исполнилось.

– Вот ведь как бывает…

– Бог дал, Бог и взял.

– Матери-то какое горе!

– И не говорите…

Весь дальнейший разговор шел в том же бесперспективном для Рейна ключе. Поэтому он попытался прислушаться к соседям спереди. Это были двое ровесников Бурцева.

– А у него мои конспекты остались. А завтра экзамен… Как ты думаешь, забрать их уже никак нельзя?

– Неудобно мать беспокоить в такой день.

В итоге Рейну удалось выяснить, что Бурцев учился в Финансовой академии. Прямо скажем, негусто. Как назло, никто не обсуждал причину его смерти. Рейн уже собрался задать сидящим сзади тетушкам прямой вопрос, когда автобус остановился у ворот кладбища и все заторопились к выходу. Лишь один раз краем уха он услышал: «Ифаркт».

«Что за ерунда? В таком возрасте не умирают от инфаркта».

Еще в мединституте преподаватель по курсу кардиологии говорил им: «Запомните, если пациенту меньше тридцати, ищите причину сердечных болезней где-то в другом месте. Сердце просто физически не может износиться за такой маленький срок, оно рассчитано на сто лет».

Откуда– то появился небольшой духовой оркестр, музыканты все как один для защиты от дождя напялили на головы прозрачные полиэтиленовые пакеты, отчего производили несколько странное впечатление. Остальные ограничились предусмотрительно захваченными зонтами. У Рейна зонта не было, и он очень быстро вымок до нитки.

Через несколько минут, когда гроб извлекли из «рафика», печальная процессия медленно двинулась по скользкой глинистой дорожке в глубь кладбища. Оркестр внезапно заиграл что-то очень нестройное и фальшивое, и только при очень большом желании можно было распознать похоронный марш Шопена.

Шли довольно долго. Сначала миновали старую часть, с черными гранитными обелисками, на которых были выбиты трогательные эпитафии в стихах, затем потянулись пирамидальные стелы со звездами на верхушках, перемежаемые редкими металлическими крестами, покрытыми облупившейся краской. Потом крестов стало больше, зато поредела растительность. В конце концов они вышли на совершенно голый участок, почти не занятый могилами. Здесь и остановились возле свежевырытой ямы, которую могильщики предусмотрительно закрыли полиэтиленовой пленкой, чтобы не заливало.

Пока процессия шла к месту захоронения, Рейн потихоньку пробился к самому гробу. Вдруг он почувствовал, что кто-то тычет ему в спину. Это была все та же заплаканная женщина.

– Вот, – она протягивала ему большой черный зонт. – Сейчас откроют крышку гроба. Подержите зонт над покойным. Нельзя, чтобы он вымок.

Пришлось подчиниться.

Вскоре появился священник в сопровождении нескольких старушек, которые сразу же тихонько запели.

Гроб поставили на специальную железную раму и открыли. Мать и остальные родственницы громко зарыдали, а священник запел низким грудным голосом.

Дождь все усиливался, и Рейн теперь был очень рад, что ему поручили держать зонт, который защищал не только покойника, но и его самого.

Пока шло отпевание, Рейн хорошенько разглядел Бурцева. На лице – никаких следов болезней, совершенно молодая, почти юная кожа. Никаких признаков синюшности, которая сразу выдает больного после смерти. Даже сейчас, на холодном ветру, кожа не приобрела мертвенно-восковой бледности. Но самое главное – это губы. Опытный врач по губам трупа может прочитать всю его «историю болезни». Так вот, губы Бурцева были нормального, сине-фиолетового цвета. По всем признакам он производил впечатление совершенно здорового человека.

«Конечно, – размышлял Рейн, – это нельзя утверждать наверняка. Но то, что у парня никогда не было проблем с сердцем, я, пожалуй, могу подтвердить даже под присягой. Хорошо бы, конечно, зрачки посмотреть…»

Священник закончил отпевание, и родственники стали по очереди подходить к гробу. Дождь все усиливался, и процедура прощания проходила довольно быстро. Только старушка мать долго не хотела отходить от тела. Ее стали торопить, и вдруг она что-то громко закричала и уцепилась за голову сына, сбив в сторону подушку, на которой она лежала. Старушку стали успокаивать и потихоньку уводить от гроба. И тут Рейн заметил в глубине левого уха покойного небольшую язвочку.