Фридрих Незнанский - 'Операция

Гоша не находил себе места. Это изречение из Библии крутилось у него в голове, как испорченная пластинка. И каждый раз при этом он вспоминал невидящие глаза старика Дронова.

На следующий день, когда вернулись на базу, разобрали оборудование, все собрались в кабинете у Реддвея. Приемник стоял на самом видном месте, как почетный спортивный кубок. В положенный час шипенье прекратилось и пошла знакомая запись.

– Ну что это может быть? Что это может быть? – твердил Турецкий, внимательно вслушиваясь в приятный женский голос. – Передатчик может быть где угодно, его не засечь. Что же это такое? Прямо как молитва.

– Что? – Гоша вздрогнул. – Что вы сказали?

– Я говорю – прямо как молитва какая-то.

Мамонтов медленно встал, окинул взглядом всех присутствующих и тихо сказал:

– Это не молитва. Это код.

– В каком смысле? – Реддвей удивленно вскинул бровь.

– Это код. – Повторил Гоша. – Знаете, какие были последние слова Дронова?

– Какие? – спросил Турецкий, чувствуя, что сейчас последнее звено в цепочке замкнется.

– «И чего нет, того нельзя считать». А через несколько минут он уже был мертв.

– Ниточка! – выдохнул Турецкий.

– Что? – не понял Реддвей.

– Дронов говорил про жемчужное ожерелье. А я все думал, какая же нитка связывает воедино бусины? Это код.

– Да, первая половина фразы включает механизм! – подхватил Гоша.

– Считать! Помните? Кто-то у террористов тоже сказал эту фразу, а потом взрыв! – торопил свою мысль Турецкий.

– Вторая половина фразы заставляет механизм саморазрушиться, – продолжил Реддвей.

– Кажется… – Турецкий забегал по комнате. – Кажется… И даже не просто кажется – точно. Я когда-то изучал документы МГБ. Оказывается, еще с тридцатых годов там велись опыты по гипнотическому внушению. Курировал сам Берия. Даже Вольфа Мессинга приглашали. Был такой у нас знаменитый гипнотизер. А потом в сорок девятом лабораторию вдруг всю разогнали, а руководителей ее расстреляли.

– За что?

– Ну, как бы за антисоветскую деятельность, за шпионаж. За метафизические ненаучные способы в работе.

– Ерунда какая-то, – не понял Реддвей.

– То-то и оно, что ерунда. Я тогда еще сомневался. А теперь уверен. Лаборатория опыты завершила. И завершила успешно!

– Ты хочешь сказать, что им удалось…

– Им удалось закодировать агентов, как механизмы, на включение и самоуничтожение! Вот что им удалось! – почти закричал Турецкий.

– Что ты имеешь в виду?

– Это же элементарно. Все разведки это используют. Законсервированные агенты. Еще с пятидесятых. Понимаешь, откуда старики? Это же огромная сеть. Их внедрили тогда еще, а потом дали отбой. Их законсервировали. А теперь дали им команду на включение.

Реддвей все еще недоверчиво смотрел на Турецкого, а тот вдруг помрачнел…

– И знаешь, что еще?… – начал он тихо, но договорить не успел.

В комнату влетел Мамонтов. В руках он держал дроновский приемник. Оттуда раздавался красивый женский голос:

– Кривое не может сделаться прямым… – после паузы вдруг добавивший к набившей оскомину фразе: – И чего нет, того нельзя считать.

– Именно этого я и боялся, – сказал Турецкий.

…Сообщения стали поступать через час.

Только выделить из сотен самоубийств те, что касались плана «Кристалл», было не так уж просто.

У компьютера собралась почти вся группа. Интернет выдавал интересующие группу сведения почти непрерывно. Цифры подавляли. Оказалось, что на Земле огромному числу людей не остается ничего другого, как сунуть голову в петлю или броситься из окна.

Да, здесь попадались люди психически ненормальные, их было большинство, но были и вполне здоровые. Странно, но по возрастам этот траурный состав почти не различался. Всплеск был в юношеском, нежном возрасте (возможно, любовные переживания, а может быть, – это предположила Кати, – наркотики), а потом ровно-ровно-ровно. И опять всплеск в старости. Это тоже понятно – болезни, безысходность… Но пугали больше всего цифры. Их было столько, этих самоубийц!

– Когда лежишь в больнице, – сказала Марго, – кажется, что весь мир болен. А теперь создается впечатление, что всем сразу надоело жить.

Из этих тысяч и тысяч покончивших с собой надо было по деталям установить тех, кто мог быть причастен к плану. Работа оказалась почти непосильная. Ведь приходилось почти что гадать на кофейной гуще. Ну кто точно знает, почему покончила с собой обычная домохозяйка, у которой пятеро детей и муж водитель-дальнобойщик.