— Согласна. А что случилось с ее сестрой?
— Ее сбила машина. В мае прошлого года, недалеко от дома, где она жила, на улице Гоголя. Были очевидцы, они-то и вызвали «Скорую» и полицию. Она скончалась, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Машину, сбившую ее, не нашли. Такие вот дела, Екатерина Васильевна. Что-то я заболтался, — спохватился вдруг Леонид Максимович, — все тайны следствия выдал. Что значит — красивая женщина, так и хочется произвести впечатление. — Он взглянул на часы: — Ого, половина десятого! Давно пора отпускать вас домой, Екатерина Васильевна, но вы же знаете, какие мы все здесь бюрократы. Вот вам бумага, ручка, располагайтесь удобнее, а я еще пару дел просмотрю.
Минут через сорок, провожая меня к двери, он говорил:
— Не пропадайте, Екатерина Васильевна, звоните, телефон мой у вас есть. Просто так звоните, узнать как мы тут живы-здоровы. Приятно было познакомиться. Жаль, времени мало, а то мы бы с вами еще и о женской логике поговорили.
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнула холодный и сырой ночной воздух. Домой, скорее домой! Крепкого чаю и в постель — вот и все, что сейчас нужно. Мне посчастливилось поймать такси, и через двадцать минут я поднималась на крыльцо собственного дома, нашаривая в сумочке ключ от двери.
За полгода до смерти дядя Андрей спросил, что мне больше нравится — его городская квартира или дача.
— Конечно, дача, — не задумываясь, ответила я.
— Значит, тебе оставлю, — постановил старик. — А квартиру — Кольке!
Колька был моим двоюродным братом и единственным племянником Андрея Николаевича. Как чувствовал старик…
Дачу он строил своими руками, долго, не торопясь, с наслаждением — подгоняя каждую доску. Сам сложил печку. Когда-то большой, дачный поселок усох до трех-четырех десятков домиков, которые все грозились снести, чтобы освободить место для новостроек, да, видимо, потеряли из виду, окружив многоэтажками. Дом был невелик — две комнаты, кухня и веранда. И кусочек земли, где умещались три яблони, молодой орех и персик, который красиво цвел весной, но плодов не давал. Были еще розы.
За два года я так и не привыкла к своей собственности. Дом был для меня неиссякаемым источником радости. Слова «иду домой», «дома», «мой дом» приобрели совершенно новый смысл. Даже звучали по-другому!
Я достала из холодильника пакет с молоком, из шкафа — хлеб и любимое абрикосовое варенье и присела к столу, уставившись в пространство. Мысли мои были путаными и бессвязными и сводились к вопросу: «Что же делать?» Допив молоко, я послонялась по дому, включила и выключила телевизор, взяла книгу, начатую накануне, и сразу же отложила. Подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Скрипел, мотаясь на ветру, жестяной фонарь с полумертвой лампочкой, место которому было в краеведческом музее, в отделе «Родной город на рубеже веков»; гнулись тонкие стволы деревьев; крупные капли дождя тяжело плюхались на подоконник. Пустая улица напоминала гротескные театральные декорации…
— Хочешь ввязаться? — возник ниоткуда Каспар.
Я пожала плечами.
— Тебе ее жалко?
— Жалко. Бедная женщина…
— Но не только поэтому? — нудно выпытывал он.
— Не только.
— Чувствуешь себя виноватой?
— А что я могла сделать?
— Ты не ответила!
— Тебе не надоело? Прокурор выискался! Да, я чувствую себя виноватой. Признаю себя виновной. Доволен?
— В чем же?
— Ну… я могла попытаться узнать о ней побольше, расспросить, успокоить, пообещать помощь. Обнять, погладить по головке, наконец!
— Она была в шляпе!
— Образно выражаясь. Отстань, а? Взять за руку, отвести домой… И тогда, может, она осталась бы жива. Иногда достаточно любой мелочи, чтобы человек передумал, — участия, доброго слова…
— Ты действительно веришь, что могла бы помешать ей… умереть?
— Не знаю… Верю? Нет! В том-то и дело, что я не верю, что ей действительно нужна была помощь! Что-то было не так. Все было не так! Рыдания, слезы, отчаянные всхлипывания, кружевной платочек, все как полагается, но словно понарошку, не в жизни, а в кино. Всего с избытком, как в пьесе дилетанта!
— Пытаешься оправдаться? Судя по тому, что она мертва, причина просить о помощи у нее все-таки была.
— Но… в том-то и дело, что она ни о чем не просила!
— Человек звонит, умоляет о встрече, плачет, и… ничего?
— Представь себе! Ничего, ровным счетом. Поднимается и чуть ли не с улыбкой уходит. Обещает перезвонить. Да ты и сам все слышал.
— Но тогда в чем же твоя вина? — развел руками Каспар.
Читать дальше