Инна Бачинская - Два путника в ночи

– Зачем шнур был накинут на спинку кресла?

– Тело стало падать, и убийца зафиксировал его в вертикальном положении.

Я поежилась.

– А кто же тогда ее убил? Якубовская не убивала… Кто же тогда?

– Медведева пришла в себя, поднялась. В девять у нее был назначен сеанс массажа. В восемь тридцать пришла массажистка, и Медведева, разъяренная, рассказывает ей о том, что ее только что пытались убить. Кричит, что уничтожит эту шлюху Якубовскую. Ну, и в голове предприимчивой… Русланы Андреевны возникает план. Она подбирает с пола золотой шнур и… доводит начатое до конца. После чего сразу же звонит в «Желтый ирис» с домашнего телефона. Называется Медведевой и отменяет вечерний – заметьте, вечерний! – а не девятичасовой сеанс массажа. Потому что «вечерний» – понятие растяжимое, а «девятичасовой» – это та точная информация, которая застревает в памяти свидетеля.

Спустя двадцать минут она звонит туда еще раз, уже со своего мобильного, спрашивает, нет ли для нее чего. У них там такой порядок. Ей сообщают, что звонила Медведева и отменила вечерний сеанс, и она может отправляться домой. Задумано и исполнено блестяще. Тут Якубовская приходит с повинной, массажистка уезжает, и на сцене появляется наследница Наденька Ковалева. Это вкратце.

– Это просто невероятно! – лепечу я. – В голове не укладывается! Она, конечно, была мошенницей, но… Она так радушно принимала нас, а Элле подарила маски… вы знаете, они очень подружились, Элла Сергеевна сама мне рассказывала.

– Вы правы, мошенники, как правило, не убивают. Но ее, как говорится, бес попутал. Уж очень случай заманчивый представился. А ваша Элла Сергеевна, кстати, сама не промах. В отличие от меня она, имея опыт сценического перевоплощения, тотчас раскусила мнимую племянницу, узнав в ней бывшую скромную массажистку, и стала шантажировать. За что и поплатилась жизнью.

– Наденька убила Эллу?!

– Да, и, представьте себе, тоже почти случайно. Тот же самый бес опять попутал. Она была в гостях у Эллы, когда вдруг упала одна из африканских масок. Лопнула леска, на которой висело это страшилище, и оно с грохотом обрушилось на пол. Элла страшно переполошилась, говорит: знамение, не к добру. Ну, и накликала… Они стояли рядом, нагнувшись, рассматривали лежащую на полу маску. Потом гостья подняла маску и…

– Невероятно! И она призналась в убийствах?

– Да. Я был у нее перед смертью.

– Но почему? Совесть замучила?

– Не исключаю. Но была еще одна причина, Екатерина Васильевна. У нее есть ребенок, мальчик четырех лет по имени Федор. За ним присматривает одна старушка. Руслана… хотя, она, конечно, никакая не Руслана, попросила меня позаботиться о нем. Найти приличный детский дом. Сказала, где взять деньги.

– Несчастный ребенок!

Мы снова помолчали. Настроение было подавленным. Я нехотя ковырялась вилкой в тарелке. Кузнецов, наоборот, ел с аппетитом.

– Что с вами, Екатерина Васильевна? – спросил он, наконец, заметив, что я не ем. – Не нравится?

– Нет, нет, очень нравится… А что будет с мальчиком?

– С Федором? Надо подумать.

– А личная жизнь как? – спросил Кузнецов, когда мы прощались, уже на улице. – А то у вас все то работа, то хобби, а жить когда?

– Личная жизнь? – Я дернула плечом. – Никак!

И мы расстались. Кузнецов пошел в одну сторону, я – в другую.

Я шла и думала об истории убийства генеральши Медведевой, которая оказалось такой странной… Пошла на красный свет. Взвизгнув, увернулась от машины. Шофер рявкнул в окно: «Идиотка недоделанная!»

Я постояла на тротуаре, приходя в себя.

«Дело об убийстве закончилось. Все. Забудь!» – приказала я себе. – Оглянись вокруг и начни новую жизнь. Без Ситникова. Который, кстати, так и не позвонил».

Я остановилась перед витриной салона-парикмахерской, решительно дернула ручку двери и вошла. Звякнул тоненько китайский колокольчик.

Спустя два часа я покинула салон в состоянии легкой оторопи. Вместо серьезной деловой женщины миру явился коротко остриженный подросток с перепуганными глазами, наряженный в мамины одежки. Я шла домой, рассматривая себя в каждой витрине, молясь о том, чтобы не встретить знакомых. Перемена была столь разительной, что я себя решительно не узнавала. Это была не я. Это был неизвестно кто. Угораздило же меня! Действительно… недоделанная.

Голова была легкой, как воздушный шарик. Казалось, в ней гуляет ветерок. Возможно, психоаналитик объяснил бы мое стремление изменить внешность защитной реакцией психики, желанием покончить с прошлым и начать новую жизнь. Дикарь в доисторические времена с целью обмануть духов и начать новую жизнь поступал точно так же. Он раскрашивал лицо другими красками, вставлял в нос костяную палочку вместо деревянной или сооружал себе новую прическу. Природа человека не меняется, сказал бы психоаналитик, ничто не ново под луной, все уже было когда-то…