Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

— Летчиком, — сказал Сахаров.

Сандалов-старший посмотрел на него с удивлением.

— Банкиром лучше, — ответил он после короткой паузы.

— Решительно не согласен! — начал было Константин Сергеевич, но бдительная Мадам положила ему руку на плечо, и он замолчал. Единственное, на что его хватило, — метнуть на сестру гневный взгляд.

«Нет больше пороха в пороховницах», — с усмешкой подумал Сахаров, бывший в курсе непростого характера братца Мадам.

Еще он заметил, что все, кроме Сандалова-старшего, тихонько вздохнули — спорщик Константин Сергеевич был знаменитый, и если б все же затеял дискуссию с банкиром, то на час, никак не меньше.

Сандалов-старший ничего об этом не знал, но чутье подсказало ему молчать в тряпочку. Он и промолчал благоразумно.

Тут беседу продолжил Пульс, вернувшийся с кухни и стоявший у двери в комнату уже минут пять. Он, как всегда, не до конца понял смысл разговора.

— Когда я вступил в самостоятельную жизнь, у меня ничего не было, ничего, кроме собственного ума, — высокопарно заявил он.

— Ну и что? — меланхолично сказала Тоня, уставившись в свой бокал. — Все начинают с нуля.

Подтекст этого замечания поняли не все. А кто понял — заулыбались и отвернулись от Пульса. Но он сам ничего такого в Тонином замечании не усмотрел.

— Вы, Тоня, уж никак не с нуля начинаете! — язвительно парировал он. — Всем известно, кем был ваш папа.

— А я кто?

Пульс запыхтел, не находя подходящего ответа. И в самом деле, а кто же Тоня? Помощник режиссера. Для того чтобы работать в этой должности, не обязательно быть дочерью знаменитого художника.

Сахаров с интересом ожидал, что же скажет Тоне Пульс, но тот предпочел гордо промолчать. Подойдя к своему месту, он налил себе водки, выпил одним махом, сразу налил еще и снова выпил.

— Правильное решение! — одобрил эти действия Менро.

В комнату вошли Линник и Штокман. От них пахло водкой и крепкими сигаретами.

Штокман — невысокий, лысый, с торсом штангиста, широким задом и тонкими кривыми ногами — для Сахарова был пока самым загадочным гостем Миши в тот злополучный вечер. Про него было известно только то, что ему сорок девять лет, что он давний приятель Линника и что он работает на «Мосфильме» администратором. Негусто. Сахаров намеревался на днях поговорить с ним и восполнить пробелы, а сейчас воспользовался моментом и обратился к Линнику, который сел рядом с ним на Вади-но место.

— Вы были знакомы с женой Михайловского?

— Да, — лаконично ответил Линник.

— Почему они разошлись?

Линник словно ждал этого вопроса:

— Миша много пил тогда. Только поймите правильно: он не был алкоголиком. Железный организм. Вольет в себя пару литров — и хоть бы что. Только глаза мутнеют. Я думаю, он таким образом расслаблялся. Ведь он всю жизнь работал. С раннего детства. Кроме специализированной школы, еще каждый день уроки с домашними учителями — английский, немецкий... Плюс секция самбо. Потом театральное училище, где вообще почти нет свободного времени. Да он уже и не умел отдыхать. На каникулах дома сидел, книжки умные читал...

Линник положил локти на стол, чуть отвернулся от Сахарова.

— И что Лариса? — напомнил ему оперативник.

— А что Лариса? Девушка красивая, скромная... Она не понимала всех этих бешеных загулов. Она считала, что всему должно быть объяснение, так сказать. Или, в нашем случае, повод. Вот сдали экзамен — это повод. День рождения — тоже повод. Новый год, Восьмое марта... Ну, вы улавливаете мою мысль?

— Улавливаю, — кивнул Оникс.

— А то, что бывают скрытые причины, — это до нее не доходило ни в какую. Знаете, вы лучше не меня об этом спрашивайте. Я — за Мишу. Он был добрый, ровный, он в жизни никого не обидел. И мне Ларискины переживания кажутся просто капризом. А то, что она натворила... Вы уже слышали об этом? Нет? Родила сына, тоже Мишу. Встретила какого-то богатого американца, выждала момент, когда старший Миша придет домой после занятий, уставший, накачала его водкой, а потом, когда он уже спать ложился, сунула подписать бумагу... Разрешение на выезд ребенка за границу. Я уверен, Миша ни сном ни духом не понимал, что подписывает. Да она и сама мне призналась перед самым отъездом, что сказала ему, будто это очередные справки для развода. Хитра лиса, да и на нее хитрый лис найдется...

Помрачневший Линник встал, достал из кармана пачку сигарет и снова пошел на кухню.

Оперативник повернул голову и посмотрел на большую Мишину фотографию с черным уголком. Перед ней стояла рюмка водки с куском черного хлеба сверху.