Галина Куликова - Французская вдова

Некоторое время они разговаривали об убийствах в театре. Тарасов изображал простачка, который знает лишь то, о чем судачат все. После этого завязалась вполне приятная беседа. По наводке Тарасова Катюня попробовала фруктовое бельгийское пиво, пришла в доброе расположение духа и неожиданно спохватилась:

– Я ведь тебе статью принесла, – она порылась в объемистой сумке, которая стояла рядом с ней на лавке, и достала из нее толстенькое глянцевое издание.

– Какую статью? – удивился Тарасов, морща лоб.

– Я брала у тебя интервью для большой статьи о театре имени Коллонтай. Ну вот. Она вышла. Называется «Алиса в Закулисье».

Тарасов вспомнил, что Катюня фрилансерствует под именем Алисы Эйден. Всегда без фотографии, чтобы не портить романтическое впечатление от псевдонима.

– Спасибо, спасибо, – пробормотал Тарасов, рассеянно листая журнал.

– Подожди, я сама найду. Вот, смотри, здесь твоя фотография и текст – практически без изменений. Я лишь немного причесала прямую речь. У тебя хорошо подвешен язык, мой друг.

– М-гм, понятно, – Тарасов одним глазом смотрел в журнал, другим – на девушку, которая только что появилась в ресторанчике под руку со своим молодым человеком. У девушки были потрясающие ножки, и режиссер, разумеется, не смог пропустить такое зрелище.

– А здесь на целых три разворота фотографии закулисья, – продолжала вещать Катюня, не замечая его «косоглазия». – Это фойе, это вид со сцены в зрительный зал, это звуковая аппаратура, это гримерный цех, реквизиторская…

Внезапно взгляд Тарасова сфокусировался на большом снимке, в который Катюня ткнула пальцем в последнюю очередь.

– А ну-ка, погоди! – воскликнул он и так громко хлопнул ладонью по журналу, что его спутница непроизвольно отдернула руку. – Погоди, погоди…

Он сунул нос прямо в разворот, поводил им, словно принюхиваясь к запаху типографской краски, после чего резво вскочил на ноги и, схватив журнал, сказал:

– Мне нужно позвонить.

– Да пожалуйста, – удивленно ответила Катюня.

Тарасов прижал журнал к груди и метнулся к выходу. Потом поменял направление и побежал к туалету, через некоторое время снова промчался к выходу с мобильным телефоном, прижатым к уху.

– Федор! – возбужденно воскликнул он, когда сигнал наконец был пойман и он услышал голос Буколева. – Валерьяныч хранил диадему в реквизиторской.

– Откуда ты знаешь? – немедленно насторожился тот.

– Я тут с Катюней, журналисткой, в ресторанчике. Она притащила журнал с фотографиями театрального закулисья. Передо мной отличный снимок реквизиторской. На полке центрального стеллажа стоит деревянная болванка с париком. А на парике – диадема. Я уверен, что это она! Согласись, отличное место для того, чтобы прятать ценную вещь.

– Вообще-то риск, – не согласился Федор. – Пока Валерьяныч болел, реквизитом пользовались.

– Ну, не знаю, может быть, эта деревянная башка подключена к сигнализации… Или старик слепо доверял своим коллегам… В общем, надо проверить.

– В каком вы ресторане? Где он находится?

Тарасов сообщил свое местоположение, и Федор пообещал заехать за ним в течение часа. Весь этот час режиссер томился ожиданием. Ему хотелось поразмышлять, а Катюня отвлекала его своей болтовней. Чтобы она отстала, он начал читать ей стихи. В этот момент он раздвоился. Одна его половина бездумно тянула нараспев Гумилева: «Ты не могла иль не хотела мою почувствовать истому…», а вторая просчитывала возможный ход событий.

Вот они с Федором приезжают в театр, входят в реквизиторскую и тут же видят ее – диадему! Вызывают Зимина, тот подъезжает к зданию и бежит внутрь. Его сопровождают охранники в бронежилетах, а у центральной лестницы ждет бронированный автомобиль.

А если диадемы на месте не окажется?

– Господи, какой ты, оказывается, романтик, Тарасов! – вмешалась в его размышления Катюня. Голос ее был размягченным, в нем угадывалась навернувшаяся слеза.

Пока он занимался декламаторством, его спутница пересела с лавки напротив к нему поближе и теперь положила тяжелую коротко стриженную голову ему на плечо.

– Кх-м, – громко кашлянул Тарасов, опомнившись и почувствовав, как Катюнино пылающее ухо прожигает его рубашку. – В общем, скоро мне пора ехать. Спасибо за приятно проведенное время, за пиво, за журнал, за добрую беседу…

Катюня выпрямилась и посмотрела на него туманно-сумасшедшими глазами маньяка, от которого ускользает жертва.

– Почему – спасибо? – переспросила она. – Куда это ты собрался?