Галина Куликова - Французская вдова

– Где ваша улика? Давайте ее сюда, – приказал он.

– Прощенья просим, – хмыкнул Федор и дурашливо подтянул свои пижамные шорты.

– За что это? – удивленно повел бровью следователь.

– За неглиже, разумеется, – ответил Федор и, шлепая босыми ногами, направился к стулу, на котором лежал его кейс. – Вы весь такой свежевыстиранный, наглаженный, побритый. А я, видите ли, только что с раскладушки.

– Кто ж виноват, что вы тут дурью маетесь? – пожал плечами Зимин, беря у него из рук мобильник Виктора. – Дом забросили, магазин забросили… И все из-за женщины.

Федор оторопел.

– С чего это вы взяли? – ошарашенно спросил он, во все глаза глядя на невозмутимую физиономию Зимина.

– Я, Буколев, не такой идиот, каким вы меня себе представляете, – хмыкнул в ответ следователь. – Я размышляю и делаю выводы.

– Вы лучше… знаете что? Запись прослушайте. – Федор так растерялся, что не смог с ходу придумать достойного ответа. Отнекиваться было глупо – все равно что признать, что Зимин прав. Лучше всего было бы рассмеяться – легко так, без сарказма. Но он знал, что у него не получится, поэтому решил оставить последнее замечание без ответа.

– А теперь изложите мне информацию о хозяине этой квартиры. Все, что вам известно, только покороче, – потребовал Зимин и без приглашения уселся в кресло у окна.

Деморализованный Федор стоял перед ним, как провинившийся ученик перед строгим директором. Он тяжело вздохнул, потом собрался с мыслями и толково изложил всю историю от начала и до конца.

– Я все понял, – резюмировал Зимин, быстро поднялся на ноги и двинулся к входной двери, по дороге засовывая телефон Виктора в тонкий портфельчик. Однако на пороге он приостановился и снова обернулся к Федору. – Надеюсь, у вас на руках больше нет никаких вещдоков, которые надлежало бы сдать правоохранительным органам?

– Никаких, – ответил Федор мрачно. – Мы как только получаем вещдоки, так сразу их сдаем.

– Ну да, ну да, – иронически протянул Зимин. – Сначал исследуете от корки до корки, а потом уж сдаете. Дневник Возницына небось наизусть выучили?

Вместо ответа Федор выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

– Ладно, будьте на связи, – напоследок приказал Зимин. – Вы можете мне понадобиться.

И он вышел, значительно хлопнув дверью. Федор некоторое время обдумывал случившееся, потом снова решил, что надо бы послать все к черту, и отправился в душ. Он долго лил воду себе на голову и даже попытался напевать, но лишь наглотался воды и долго не мог откашляться. Нет, послать все к черту не получалось. М-да, вот оно как все обернулось. Оказывается, Зимин догадался о том, что он ввязался в это дело из-за Марины. Кстати, Тарасов тоже догадался. И даже недвусмысленно ему на это намекнул. Было это пару дней назад. Федор решил перед сном выкурить сигарету и, подойдя к окну, устремил взгляд на соседний дом. Неожиданно штора в квартире режиссера отодвинулась и показался Тарасов. Федор, поддавшись какому-то ребяческому порыву, стал подавать соседу сигналы настольной лампой. Вместо ответа Тарасов позвонил ему по телефону и ехидно спросил, знает ли Марина, что у нее полоумный квартиросъемщик. И не собирается ли она что-нибудь предпринять, для того чтобы мозги у него встали на место?

Федор вздохнул. Что ж, возможно, он увлечен женой известного кардиолога гораздо больше, чем кажется ему самому?

Тарасов страдал. Журналистка, которой он легкомысленно предложил выпить с ним пива, два дня названивала ему как заведенная. В конце концов бедолага сдался. Он ответил на звонок и назначил рандеву. Они встретились на пороге пивного бара под названием «Пенный дом». Тарасова все здесь раздражало. Начиная с названия, которое, как ему казалось, больше подходило для прачечной. Ему не нравились официанты-мужчины, сновавшие по просторному залу в больших клеенчатых фартуках, не нравились массивные лавки, полумрак и запах жареных колбасок. Ему не нравилась и сама Катюня – грубоватая, излишне откровенная, невоздержанная на язык. Однако, как это часто бывает, особенно неприятные личности бывают особенно полезны. Приходилось идти на компромисс.

Тарасов вспомнил отца, который философски относился к людям и их слабостям, и, воззвав к своим генам, попытался настроиться на одну с Катюней волну. Через две кружки пива у него это получилось – он успокоился и сумел побороть свои негативные эмоции. Почувствовав в нем перемену, журналистка мгновенно расслабилась и даже заулыбалась. «У нее нормальная улыбка, – подумал Тарасов. – Не настолько, чтобы начать клеиться, но… нормальная».