Спустя несколько недель — новая волчья яма. Скорее та же самая, постоянно находящаяся на избранном ею пути.
Шел дождь, город заволокло густым туманом. Была редкая для Колфилда погода. Вся семья сидела в комнате. Патрис подошла к окну.
— Господи, — неосмотрительно воскликнула она, — не помню такого тумана с детских лет в Сан–Фран. Там были такие ту…
В стекольном отражении увидела, как мамаша Хаззард вскинула голову, и еще до того, как повернулась, поняла, что сказала не то. Снова по неосторожности сошла с пути, ступив на зыбкую почву.
— В Сан–Франциско, милая? — простодушно переспросила мамаша Хаззард. — А я думала, что ты росла в… Хью писал, что ты родом из… — и не закончила, лишая спасительной ниточки. На этот раз Патрис было не за что ухватиться. Вместо этого последовал прямой вопрос:
— Разве ты там родилась, милая?
— Нет, — твердо ответила Патрис, зная, каким будет следующий вопрос. На него она не в состоянии в данный момент ответить.
Билл вдруг поднял голову и, обернувшись к лестнице, прислушался.
— Патрис, кажется, плачет малыш.
— Схожу посмотрю, — испытывая огромную благодарность, пробормотала она, направляясь наверх.
Малыш крепко спал, не издавая ни звука. Она с озадаченным лицом стояла над ним.
Действительно ли Биллу послышался плач младенца?
Потом был день, когда Патрис не спеша брела по Конгресс–авеню, разглядывая витрины магазинов. Конгресс–авеню была главной торговой улицей. Она глазела на выставленные в витринах вещи, не собираясь ничего покупать, да и не нуждаясь ни в чем. Наслаждалась свободой. Радовалась толпам заполнивших залитые солнцем тротуары хорошо одетых людей, в этот предполуденный час в большинстве своем женщин. Наблюдала их суету, рассматривала выставляемые напоказ наряды. Одним словом, она наслаждалась этой свободной от забот минутой, короткой передышкой (она отправилась в центр, пообещав мамаше Хаззард забрать для нее кое–что в магазине), тем более зная, что отлучилась по делам, что малыш в надежных руках, что за ним в ее отсутствие присмотрят. И что, немного развеявшись, она снова вернется к нему.
Всего–то решила пройти одну остановку автобуса пешком.
Потом услыхала, что сзади кто–то ее окликает. Узнала голос с первых звуков. Жизнерадостный, веселый. Билл. Еще не обернувшись, приветливо заулыбалась.
Еще пара больших энергичных шагов — и он ее нагнал.
— Привет. Узнал тебя издалека.
Минуту постояли, глядя друг на друга.
— Что не на службе? — спросила она.
— Как раз возвращаюсь. Надо было встретиться с одним человеком. А ты?
— Да вот приехала забрать в «Блуме» для мамы английскую пряжу, которую она заказывала. Пока они доставят, я дважды обернусь.
— Давай провожу, — предложил он. — Хороший предлог для бездельника. Хотя бы до следующего угла.
— Мне как раз там садиться в автобус, — согласилась Патрис.
Они двинулись дальше, но так же неторопливо, как она шла до встречи с ним.
Билл, сморщив нос и блаженно прищурившись, поднял к солнцу лицо.
— Не мешает хотя бы изредка понежиться на солнышке.
— Бедняжка. Я бы не против получать по пенни всякий раз, когда ты вот так увиливаешь от работы.
Молодой человек невозмутимо усмехнулся:
— Что поделаешь, если па посылает? Правда, я всякий раз попадаюсь ему на глаза, когда ищет кого–нибудь поработать ногами.
Они остановились.
— Какая прелесть, — заметила Патрис.
— Да, — согласился он. — А что это?
— Прекрасно знаешь, что это шляпки. Не старайся показать, что это ниже твоего понимания.
Пошли дальше, снова остановились.
— Так вот это и называется глазеть на витрины? — заметил он.
— Это и называют разглядывать витрины. Будто не знал.
— Смешно. Никакого смысла. Но увидеть можно много.
— Если тебе в новинку, может даже понравиться. Подожди, женишься — узнаешь, что это такое. Тогда не понравится.
В следующей, небольшой, витрине были выставлены авторучки.
Патрис прошла было мимо. Но на сей раз задержался у витрины Билл.
— Погоди минутку. Вспомнил, что мне нужна новая ручка. Зайдем на минутку, поможешь мне выбрать.
— Мне надо возвращаться, — нерешительно возразила Патрис.
— Всего на минутку. Я долго не выбираю.
— Да я в авторучках совсем не разбираюсь…
— Я тоже. Что и требуется. Одна голова хорошо, а две лучше. — Он взял ее за руку. — Пойдем. Мне одному всегда подсовывают что–нибудь не то.
Читать дальше