Уильям Айриш - Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника

— Теперь режьте, — наставляла добровольная распорядительница.

Вложив в пухлую ручонку рукоятку ножа, Патрис осторожно направила ее. Совершив таинство надрезания, тронула пальцем сахарную глазурь, отщипнула маленькую крошечку и поднесла к ротику сынишки.

Судя по радостным восклицаниям, можно было подумать, что все только что стали свидетелями свершившегося чуда.

Собралось много гостей, за все время Патрис впервые видела в доме столько людей. Торжества продолжались, даже вспыхнули с новой силой, когда их маленького виновника отнесли наверх спать. Таким путем при каждой возможности взрослые присваивают себе праздники малышей.

Патрис спустилась в ярко освещенные, полные гостей комнаты и, счастливая как никогда, улыбалась и непринужденно переговаривалась, переходя от одной группы гостей к другой. С бокалом пунша в одной руке, с надкушенным сандвичем в другой, ей никак не удавалось снова откусить сандвич. Каждый раз, когда она подносила его ко рту, или ей что–то говорили, или она сама заговаривала с кем–нибудь. Ладно, так даже интереснее.

И вот, задев ее плечом, мимо протиснулся улыбающийся Билл.

— Каково чувствовать себя старенькой мамой? — пошутил молодой человек.

— А каково чувствовать себя старым дядюшкой? — весело бросила она через плечо.

Прошлое, казалось, было очень давно; сегодня исполнился ровно год с того страшного дня… Это было не с ней, не могло быть. Это случилось с девушкой, которую звали… Нет, ей не хотелось вспоминать это имя, вызывать в памяти даже на короткое мгновение. Оно не имело к ней никакого отношения.

— С ним сидит тетушка Джози. Нет, с сыном все в порядке; он замечательный ребенок, сейчас уснет, — улыбаясь, проговорила молодая мама.

— Не сомневаюсь, суждение абсолютно беспристрастное, как у стороннего наблюдателя, — заметил Билл.

— Скажем, в данную минуту я в стороне. Так что, как видите, имею право. Он наверху, а я здесь, внизу.

Она здесь, в ярко освещенной гостиной своего дома, среди смеющихся и весело болтающих своих друзей, друзей семьи. Год назад — это не просто очень давно. Его никогда не было. Ничего никогда не случалось. Во всяком случае, с ней.

Было невозможно запомнить всех представленных ей гостей. Многие были у них впервые. Патрис, как и полагается помощнице хозяйки, оглядывала гостиную, стараясь не обделить вниманием важных гостей. Эдна Хардинг и Мэрилин Брайант, две девушки, сидящие по обе стороны от Билла, каждая изо всех сил старается завладеть его вниманием. Патрис подавила озорную улыбку. Только поглядите на него — непроницаемое лицо, как у индейского божка. Ну хоть бы голову повернул, а то такое впечатление, что она у него не поворачивается. Вон там передает кому–то бокал с пуншем Гай Эннис, темноволосый молодой человек, — он легко запомнился, потому что пришел один. Кажется, старый приятель Билла. Забавно, что на него девицы не слетаются как мухи на мед. А вот на безразличного Билла… А ведь Гай куда привлекательнее.

Полноватая с соломенными волосами девица, принимающая бокал с пуншем, — это Грейс Хенсон. Она ли? Нет, вон та, чуть постройнее, но тоже с соломенными волосами, в одиночестве перебирающая клавиши пианино. Одна в очках, другая без очков. Должно быть, сестры, очень похожи. Обе здесь впервые.

Патрис подошла к пианино. Девушка, по всей видимости, получает удовольствие от собственного музицирования. Но должен же кто–то все–таки проявить к ней интерес.

Девушка в ответ улыбнулась:

— Послушайте теперь это.

Она играла превосходно, музыка звучала приглушенно, как бы создавая атмосферу для непринужденных бесед.

Неожиданно все стоявшие поблизости смолкли. Еще какое–то время музыка звучала в полной тишине.

Вторая светловолосая девушка покинула собеседника, подошла сзади и тронула игравшую за плечо, как бы давая понять о чем–то известном только им. И все. Вернулась на свое место. Вся пантомима была настолько стремительной, что вряд ли была замечена.

Сидящая за пианино в нерешительности остановилась. Видно, почувствовала намек, но не поняла смысла. Глядя на Патрис, недоуменно пожала плечами.

— О, сыграйте до конца, — неосмотрительно запротестовала Патрис. — Восхитительно. Что это? Не думаю, что слышала раньше.

— Баркарола из «Сказок Гофмана», — скромно ответила девушка.

Ответ вызвал странную реакцию. Стоя рядом с пианисткой, Патрис вдруг почувствовала, что все стоявшие поблизости как бы оцепенели, и поняла, что дело не в ответе, а в чем–то сказанном раньше. Мизансцена длилась мгновение, но осадок остался — у нее. Что–то произошло.