Пол Клеменс - Снятие с креста

Картины писались на матерчатом холсте и, в принципе, гнулись. Но он не рискнул, убрал полотна Фрагонара на свободную полку в шкафу, прикрыл рубашкой. Он чувствовал, что дело не во Фрагонаре. Разложил на кровати работы Шандемо, задумчиво на них уставился. Живописец известный, но куда ему до Рубенса, Дюрера, Делакруа. Что он знает о Клоде Шандемо? Хитрец, озорник, плутоватая личность, наделенная даром переносить на холст человеческие мысли и потаенные порывы. Родился в маленькой деревушке под Ипром в последний год XVI века, прожил относительно долгую по тем временам жизнь – целых семьдесят лет. В ранней молодости порвал с родной Фландрией, попал в Париж, брал уроки живописи у разных учителей. Ни у кого не задерживался. Изучал и копировал картины в Лувре. В двадцатые годы поехал во Флоренцию и вернулся оттуда сформировавшимся художником. Из Парижа перебрался в Лотарингию (просто кузница кадров!), где обзавелся нарядным домом, красавицей женой – дщерью крупного городского чиновника. Долго в браке не прожил, супруга попалась немного не в себе, убежала ночью на речку, где и утонула. Больше в браке живописца не замечали. Но женщин не чурался. Считался мастером пейзажа, богедоны (натюрморта, сценок в трактире) и выразительной светотени. Обитал где-то на севере Франции. Писал на заказ, в забвение не погружался, под старость ногой открывал двери начальственных кабинетов. В молодости брал уроки у Жака Калло, написал несколько картин совместно с Якобом Йордансом, Антонисом ван Дейком. Самое знаменитое его творение «Происшествие на дороге» украшает один из залов Лувра – негоциант перевозил товар по горному перевалу и угодил в обвал. Порче имущества, страданиям лошади и сопутствующим чувствам посвящен шедевр…

Он вглядывался в картины, пытаясь схватить за хвост ускользающую мысль. Полотна сохранились терпимо, писаны маслом из льняного семени, дающим глянцевый блеск. Дружная семья на фоне вспаханного поля и дороги тащит воловью упряжку. Вернее, воловья упряжка тащит семью. Отец и три сына. Пот градом, но никто не пропускает уходящую по дороге девушку. Двое смотрят ей вслед, третий со злостью – на братьев. Глубокий потаенный смысл: все люди братья (пока нет сестер). На второй картине каменистая пустыня. Бронзовый закат. Верблюды – корабли пустыни. Караван уходит на закат. С востока приближается песчаная буря, выписанная предельно реалистично, но бедуины ее не видят. Зато видит суслик (маленький торпедный катерок пустыни), улепетывающий от стихии со всех лапок… Две картины – просто пейзаж, свободный от человеческого участия. Лес, поваленный бурей, горное ущелье после схода осыпи. Пятое полотно – типичная богедона. Таверна, где дезинфицируют душу и закусывают мужчины. Дубовые лавки, пол из сучковатых досок. Резкое противопоставление света и тени. Лица пирующих прорисованы условно, свет от масляной лампы падает только на человека, сидящего во главе стола. Бородач с озорными глазами, потрепанный камзол, ворот обвивает и спускается по плечу яркий красно-белый шарф. Можно представить, что художник на этой картине изобразил самого себя. Наверняка себя, на шестой картине – он же в окружении атрибутов искусств – холсты, этюды, портретные наброски, испачканная палитра, рулоны рваной бумаги. Художник сидит перед мольбертом, на котором лишь чистый холст со свежей грунтовкой, опирается на муштабель – специальную тросточку для закрепления творящей руки – и лукаво смотрит на зрителя. Седьмое полотно – пышный портал католического храма. Священник садится в карету. Изможденный бродяга в цепях – клейменый преступник – падает ниц перед служителем культа. «Отпустите грехи, кюре», – умоляют глаза. «Да кто же их держит, сын мой?» – ласково отвечают глаза священника.

Интуиция настаивала, что с одной из картин что-то связано. А если учесть, что Клод Шандемо был не чужд мистификаций и розыгрышей… Он стряхнул оцепенение. Какая ему разница? Он обладатель огромного состояния – из ниоткуда, из воздуха! Не стоит спешить. Он сложил картины, сунул их под матрас безразмерной кровати с той стороны, где не собирался спать, заткнул простыню.

Необъяснимая сила тащила обратно в башню, где он оставил бинокль. Оптический прибор лежал на подоконнике, просился в руки. В Бруа у старика Фортиньяка было тихо и безлюдно. Он перешел на западную сторону. Здесь имелось кое-что. На крыльцо, поправляя прическу, выбралась управляющая поместьем Диана Ормель. Бурное свидание со сценаристом, похоже, завершилось. «Верну мужа в семью. Надоел», – говорило ее уставшее лицо. Она подошла к синей машине, зарылась в багажник. В поместье въехал белый джип, остановился рядом с синим, вышла Элиза Фанкон, что-то прощебетала Диане – та приветливо улыбнулась и, увешанная пакетами, побежала в дом. Диана открыла капот. Через минуту объявилась обнявшаяся ячейка общества. На сей раз в дальнее странствие собрался Доминик. Он крепко поцеловал жену, забрался в серый джип и покатил прочь. Элиза махала ему ладошкой. Из капота показалась любознательная мордашка Дианы. Женщины остались одни. «А ведь Элиза просто обязана подозревать Диану», – подумал Анджей. В лице хозяйки действительно что-то изменилось. Она перестала махать и повернула голову. Диана захлопнула капот и распрямила спину. Элиза начала движение. Диана отправилась навстречу. Женщины сошлись напротив крыльца… нежно обнялись и запечатлели долгий французский поцелуй. Чуть бинокль не выпал. Совсем забыл, в какой стране находится… Элиза отстранилась и с любовью посмотрела на Диану. Диана с любовью посмотрела на Элизу. Женщины взялись за руки, взошли на крыльцо и скрылись в доме.