Найо Марш - Перчатка для смуглой леди

— Да, но представлять на сцене самого Шекспира… Какая наглость!

— Он позволял себе подобные вещи. Разве нельзя сказать: «Ну и ну! Вывести на сцену Генриха VIII! Ладно, давай ближе к делу, кого ты наметил на роль Шекспира?

— По-моему, и так ясно.

— Каким он был? Рассерженным молодым человеком елизаветинской эпохи? Одиноким. Удачливым. Рисковым. Блистательным, как дневное светило. Пегас в стойле Хатэвей. Жутко сексуальным и выглядел точно так, как на портрете Графтона, которому я безоговорочно верю.

— Я тоже. Ну так что же, кто похож на него лицом, и темпераментом?

— О боже! — произнес Джереми, заглянув в список актеров.

— Именно, — подхватил Перегрин. — Я же говорил, что и так ясно.

— Маркус Найт, черт возьми.

— Разумеется! Он вылитый Шекспир на портрете Графтона, а что до темперамента! Вспомни его Готспера [8] Персонаж пьесы У. Шекспира «Генрих IV». , и Генриха V [9] Герой исторических хроник У. Шекспира. , и Меркуцио [10] Персонаж пьесы «Ромео и Джульетта» У. Шекспира. . А Гамлет? Я уж не говорю о его Пер Гюнте.

— Сколько ему лет?

— Сколько бы ни было, по нему не определишь. Он может выглядеть и стариком, и юношей.

— Найт — дорогая штучка.

— Ну да ведь это все не всерьез.

— Разве не с его подачи при каждой постановке возникают крупные грязные склоки?

— С его.

— И разве не он каждый раз подрывает сплоченность труппы?

— Подрывает.

— А помнишь тот случай, когда он прервал спектакль и велел опоздавшим после антракта сидеть спокойно или убираться к чертовой матери?

— Отлично помню.

— И как остальные актеры в едином порыве покинули сцену?

— Фиаско случилось при мне, я делал ту постановку.

— А теперь, говорят, когда его обошли с рыцарским званием в последнем заходе, он стал совсем невыносим.

— Да, я знаю, он совершенно помешался на рыцарстве.

— Что ж, — сказал Джереми, — тебе решать. Я смотрю, ты объединил пылкого юношу, возлюбленного друга и «мистера В. Х.» [11] Предполагаемые адресаты различных сонетов Шекспира. в одном лице?

— Все так.

— Как ты посмел! — проворчал Джереми.

— И большим безумствам свидетели мы были.

— Верно. В результате получилась весьма любопытная роль. Каким ты его видишь?

— Очень светловолосым. Очень мужественным. И очень дерзким.

— В. Хартли Гроув?

— Возможно. По типу подходит.

— Разве он не отъявленный проходимец?

— Бывает, досаждает.

— А как насчет смуглой леди [12] «Смуглая леди сонетов» — предполагаемый адресат некоторых сонетов У. Шекспира. ? Так называемой Розалин? Здесь написано Дестини Мед.

— Да, я бы предпочел Дестини. У нее в голове кирпич вместо мозгов, но она умеет создать впечатление потаенной страстности и прямо-таки неукротимой женственности. Она может сыграть что угодно, если ей объяснить на самом простом английском и очень-очень медленно. Кроме того, она живет с Марко.

— Это может оказаться и плюсом, и минусом. Следующая — Анна Хатэвей.

— О, любая нормальная актриса с заурядной внешностью и хорошим напором, — сказал Перегрин.

— Вроде Герти Брейси?

— Да.

— Джоан Харт — лакомый кусочек. Я знаю, кто должен ее сыграть. Эмили Данн. Ты знаком с ней? Она помогает в нашем магазине. Ты видел ее в каком-то телевизионном шоу, и она тебе понравилась. В Стратфорде она неплохо справлялась с нериссами, гермиями и селиями [13] Женские роли второго плана в шекспировских пьесах. . Впиши ее в список.

— Ладно. Вот, жирной точкой я подписал ей приговор.

— С остальными, похоже, трудностей не будет, но сердце кровью обливается, как подумаешь о ребенке.

— Он умирает еще в первом акте.

— Лучше бы он вовсе не появлялся. Мне страшно представить себе этакого чахлого недоросля, выпендривающегося на сцене.

— И конечно, имя у него будет Гэри.

— Или Тревор.

— Ну да черт с ним.

— А кому ты поручишь художественное оформление?

— Не будь идиотом — конечно, тебе.

— Это было бы интересно, — сказал Джереми, усмехаясь. — Заметь, было бы.

— Не волнуйся, инстинкт подсказывает мне, что ничего не получится ни с перчаткой, ни с театром, ни с пьесой. Это вроде наваждения, к реальности отношения не имеет.

Внизу брякнули крышкой почтового ящика.

— Вот оно. Судьба стучится в твою дверь, — сказал Джереми.

— Мне уже все равно, — отозвался Перегрин. — Однако из чистого благородства я спущусь за письмами.

Он сошел вниз, взял почту, в которой для себя ничего не обнаружил. Наверх он поднимался медленно. Открывая дверь, с деланным равнодушием произнес: