Анна Михалева: Одна минута славы

Скоро все узнали, что она рекламировала «Тендер», стали дразнить, потом издеваться. Одни спрашивали, как там ей, сухо ли? Другие — прямо в глаза выговаривали, мол, бесстыдница. Мальчишки во дворе прокладки эти краской заливали и на дверь наклеивали. С работы ее попросили. В общем, ужас что творилось. А рекламу, как назло, ну куда ни попадя совали — и в новости, и в сериалы…

Лялька терпела, старалась пореже из дома выходить. Она даже подстриглась, перекрасилась, одежду сменила. А тут еще и Генку стали канать — и во дворе, и на работе. Почему-то всем сразу стало известно, что его жена так низко пала. Как выяснили — не знаю. Особенно на работе, ведь там Ляльку вообще никто в глаза не видел. Вот Генка и сломался — сказал: гори огнем машина и ты вместе с ней, и ушел. Во всяком случае, я думаю, сказал он что-то типа этого, потому что ругались они вчера страшно, чуть ли не весь день.

— Так… — Терещенко снова записал в свой блокнот. — А деньги?

— А деньги ей выплатили, когда ролик в эфир пошел, то есть прямо в начале недели. Но тут уж не до денег стало.

— И все-таки постарайтесь вспомнить, может, у вашей соседки был сейф или шкатулка, куда она могла деньги спрятать?

— Да что же я могу вспомнить, если я не знаю. Мы с ней это не обсуждали, мы больше о душе. Впрочем, у Харитоновых лишних денег никогда не было. Наверное, и сейфов тоже.

— Ну хорошо, — Терещенко демонстративно закрыл блокнот, — постарайтесь отдохнуть, а днем подумайте еще, ладно? Может, мелочи какие-то вспомните, может, она как-то необычно себя вела в последнее время…

— Да уж куда необычнее, — проворчала Алена и поднялась. Отдохнуть! Ей бы с ума до утра не сойти, и то победа.

— Где мужа ее найти, знаете?

— В Склифе, то есть в институте Склифосовского. Где он сейчас ночует — не знаю. Он хирург. Геннадий Харитонов. А родители Лялькины в Перово переехали. Телефон я тоже не могу сказать. Ну, Генка скажет.

— Вы все-таки подумайте завтра, — напутствовал ее Терещенко, провожая к выходу. — Может, какие-то подозрительные знакомые у нее появились в последнее время, или что-то еще насторожило. Тогда не обратили внимания, но сейчас это выглядит странно, учитывая обстоятельства.

— А вы уверены, что ее убили? — неожиданно спросила Алена. Вернее, она хотела спросить: «А вы уверены, что она мертва?», но вышло по-другому, хотя ответ все равно мог быть один — следователь развел руками и грустно констатировал:

— Вернее и быть не может.

— Мы познакомились случайно, — вяло процедил Ивар Скрипка. — Я завалился в бар, хотел, как всегда, потусоваться, дернуть чего-нибудь, словом оттянуться…

«Боже ты мой!» — вяло подумала Алена, изо всех сил изображая милую заинтересованность на лице. Рука, держащая диктофон, совсем затекла, а положить его на стол невозможно — Ивар говорит тихо, музыка гремит вовсю, значит, запишется не голос, а фон. Однако собственная рука сейчас ее занимала меньше всего, в голове уже крутились фразы, которые заменят нелепое бормотание всеобщего эстрадного любимца, придав ему некую интеллектуальность, что в принципе преступно, потому что народ никогда не узнает, кому на самом деле поклоняется. Историю его судьбоносной встречи с известным продюсером Тихоном Буряном она знала назубок и задала ему вопрос, не имеющий к этой встрече никакого отношения. Но Ивар любил рассказывать именно этот эпизод своей жизни, может быть, потому, что о других рассказать был просто не в состоянии — слов не находилось, и Алена с тоской поняла, что придется выслушать байку до конца.

Из всех более-менее известных поп-кумиров нашей эстрады Ивар Скрипка был самым тупым и косноязычным, впрочем, и сладкоголосым назвать его трудно — голос у него как таковой, похоже, отсутствовал — скрип один с придыханием. Но то ли это самое придыхание, то ли физиономия, живо напоминавшая о существовании на другом конце света красивого парня Леонардо Ди Каприо, — но что-то вынесло его на эстрадный Парнас, прочно поселив в сердцах миллионов одержимых почитательниц.

Теперь эта странная фигура была нарасхват среди журналистов. Об Иваре не писал только ленивый. Алена с радостью бы причислила себя к последним, если бы не главный редактор, который поручил ей это интервью, и если бы не спонсорское вложение (проще говоря, легальная взятка журналу), которую уже перечислил на счет издательства продюсер певца. С начальством не спорят, против денег не попрешь, поэтому она теперь вынуждена сидеть в прокуренной гримерке Театра Советской Армии, держа в онемевшей руке диктофон, слушать невыносимый бубнеж Скрипки и тихо злиться. А что ей еще остается делать?!