Константин Кислов - Путь на Олений ложок

Онучин поднялся с табуретки, на его сером худощавом лице появился бледный румянец.

— Сядьте, — приказал Шатеркин. — Я думаю, что мы обойдемся и без прокурора, поскольку есть его разрешение разговаривать с вами.

— А я хочу обязательно при его личном участии, меня так больше устраивает.

— Прекратите сейчас же ваши кривляния.

— Все, капитан, разговор закончен!

— Нет, не закончен. Разговор только начинается. — Шатеркин взял со стола фотографическую карточку и положил ее на столик перед Онучиным, не сводя с него острого, испытующего взгляда. — Узнаете?

Онучин сделал все, чтобы не показать своего удивления. Только брови слегка дрогнули. Он опять отвернулся к стене и даже попытался что-то насвистывать, но капитан оборвал его.

— Здесь не место для художественной самодеятельности. Отвечайте на вопрос.

— Как это вам удалось? — наконец спросил Онучин.

— Это не имеет значения.

— Между прочим, неплохо схвачен момент, — Онучин рассмеялся, обнажив щербатые зубы. — Хорошо… И что же вас интересует, гражданин капитан?

— Думаю, что вы человек догадливый и поймете, что меня может интересовать.

Онучин долго молчал. Когда это могло случиться? В кафе тогда было очень много посетителей, но он не видел ни одного фотографа. Неужели за несколько дней до этого глупого «часового дела» за ним уже следил недремлющий глаз уголовного розыска? Шатеркин понял состояние Онучина.

— Напрасно ломаете голову, все выглядит гораздо проще. Если бы на третий день после открытия ипподрома побывали там, вы бы увидели на фотовитрине этот снимок. Кто здесь с вами сфотографирован?

— Люди.

— Кто они?

— У воров не принято интересоваться деталями.

— Давно вы знаете этих людей?

— Недавно. — Онучин кинул на Шатеркина откровенный насмешливый взгляд. — Который вас интересует больше всего?

— Говорите о всех, не ошибетесь.

— Я могу говорить только о себе, о своей дорогой мамаше…

— Что же, значит надо полагать, что это ваши сообщники по преступлению, — после непродолжительной, но напряженной паузы, сказал капитан, решительно откачнувшись от стола.

— Нет, нет, — поспешно ответил Онучин. — Это просто случайные связи, мало ли их бывает… — Онучин взглянул на фотографию, лежавшую перед ним. — В середине я, это вы, кажется, хорошо видите…

— Дальше?

— Справа… Справа Фима, — нарочито небрежным тоном произнес Онучин.

— Не Фима, это слишком нежно и женственно, а Ефим Стриж, старый карманный вор, — поправил его Шатеркин.

— А вы, однако, знаете лучше, чем я…

— Продолжайте, — повелительно сказал капитан.

Онучин насупился, опять капризно закусил губу.

— Я вас слушаю, — повторил Шатеркин.

— Да-а… Рядом с Фимой — знакомая девушка, слева от меня — Иван Петрович. Все.

— Не все.

— Но я их плохо знаю, гражданин капитан, и поэтому ничего больше не могу сказать.

— Иван Петрович… Это тот самый, который приходится вам крестным отцом?

— Вы уже знаете?! Кто-то хорошо на вас работает.

— Это не относится к нашей беседе. Продолжайте.

— Охотно подтверждаю ваши, так сказать, оперативные данные, но ничего, к сожалению, не могу сказать нового.

— Откуда и когда появился ваш крестный отец?

— Знаю, что откуда-то и когда-то приехал.

— Не валяйте дурака, Онучин!

— Извиняюсь, гражданин капитан, вы опять забыли мою настоящую фамилию. Напоминаю вам: Том Штюбер.

Шатеркин с отвращением и жалостью поглядел на Онучина.

— Эх, Том Штюбер… Своим умом дошли до этого, или вас так окрестил Иван Петрович? Его профессия?

— Не знаю. Он недавно приехал из-за границы и поскольку в нашем городе нет биржи труда, на учет безработных, видимо, не встал.

— Из какой страны?

— Кажется, обыкновенный репатриант, из бывших перемещенных лиц, которых теперь вывозят из Западной Германии.

— Чем он намерен был заняться?

— Это вы можете спросить у него. Он вам даст исчерпывающие ответы.

— Где он остановился? У родственников? У знакомых?

— Может быть, у родственников, может быть, у знакомых, а может быть, у тех и у других, — ехидно улыбнулся Онучин.

Шатеркин старался держать свои нервы в туго сжатом кулаке. Он тоже улыбался, но эта улыбка недешево обходилась ему.

— Насколько мне помнится, вы жили по Старозаводской улице, в доме номер десять? — неожиданно переменив направление беседы, спросил он.

— Вы что, хотите в гости?.. Извините, но вы, кажется, забыли, что меня нет дома.

— Нет, не забыл, я это очень хорошо знаю.