Павел Шестаков - Три дня в Дагезане

- До приезда инспектора соцстраха я бы принял меры предосторожности.

- Обязательно. Бери ружье и пойдем!

По-прежнему туман заволакивал ближние и дальние горы, по-прежнему, насупившись, стоял вымокший лес, и вода в озере казалась неприветливой и холодной, но что-то и изменилось.

- Ветерок потянул, - сказал Борис.

"Стало легче дышать", - понял Мазин и заметил мелкую рябь на поверхности озера. Почти незаметно покачивались ветки ближних деревьев.

- Разгонит непогоду, - ответил он без всяких аллегорий.

В затихшем лесу не верилось в опасность, в жестокость, в страх и ненависть, проникшие в забравшийся на кручи поселок, в то, что человек с карабином мог засесть за любым кустом. Треск ветки впереди вернул к действительности.

- Эй, кто там? - Сосновский повел стволом в сторону ближних деревьев.

Никто не откликнулся.

- Не паникуй, Борис. Он не нападет на двоих.

Шума больше не было. Они благополучно добрались до дому.

Там у дубового стола сидел Кушнарев и рассматривал полупустую бутылку со "Столичной". Четкие, скульптурные черты лица его обмякли и разгладились, загар поблек, седые редкие волосы спутались, обнажив нездоровую кожу.

- Отдай ружье Валерию, Борис. Я посижу пока с Алексеем Фомичом.

Кушнарев исподлобья наблюдал, как Мазин подходит к столу.

- Не возражаете, Алексей Фомич?

- Я? Возражаю ли я? - переспросил старик медленно, подбирая слова, как делают это пьяные люди, понимая, что они пьяны, и стремясь вести себя нормально, "правильно". - Я не могу возражать, молодой человек, потому что нахожусь в чужом доме и даже бутылка, которую вы видите, мне не принадлежит. Поэтому я оставлю ее вам, потому что мне пора, мне пора домой, а здесь я, судя по всему, больше не нужен. Не требуюсь...

- Как сказать...

- Скажите же. Поясните. Осветите.

- Это не так просто.

- Не просто? Вы сказали не просто? Я не ослышался?! То есть сложно? Ведь раз не просто - значит, сложно?

- Сложно.

- Удивительно! Совершенно не подозревал, не мог предположить, что для вас с вашим другом существуют сложные вопросы! Хотя, хотя ошибался, конечно, потому что вы же ставили опыты, экс-гумировали, простите, экс-периментировали... на людях. Так сказать, неутомимые исследователи! Да что вы, молодой человек, - Кушнарев вдруг обрел твердость речи, - что вы знаете о жизни и смерти?!

- Я не так уж молод, Алексей Фомич. И мне положено кое-что знать.

- Положено? По инструкции?

- Не все инструкции плохи.

- Ну! - Архитектор даже сверкнул желтыми глазами. - По-вашему, мысли можно упрятать в параграфы? Сформулировать высшую мудрость! Свести смысл жизни к уголовному кодексу?

- Иногда и уголовный кодекс помогает осмыслить жизнь. А причины смерти в основном укладываются в рамки медицинского заключения.

Он иронизировал вынужденно, а не для того, чтобы позлить старика. Но тот вскипел всерьез.

- Видимые! Видимые причины! - крикнул Кушнарев с торжеством, и Мазину показалось, что он собирается постучать пальцем ему по лбу. - Видимость вот что ваши бумажки отражают! Фокусы, иллюзии. И вы - фокусник!

- Не могу с вами согласиться. - Игорь Николаевич говорил тоном, каким разъясняют ошибки упрямым, но способным ученикам. - Если удастся установить, кто убил Калугина...

- Кто убил Калугина! Нашли себе кроссворд на досуге? Смотрите! Мозги свихнете. Или шею. - Он запнулся. - Ничего больше не скажу. Не хочу с вами разговаривать.

- Дело ваше, - ответил Мазин, подчеркнув сожаление.

- И не пытайтесь выведывать! Вместе с вашим приятелем из так называемых органов внутренних дел! Так вот - мои внутренние дела вас не касаются!

- Мой приятель - научный работник. И беседовать с вами не так уж приятно. Вы неискренни.

- Я? Какое вы имеете право?..

- Я вижу больше, чем вам кажется.

- Ну и самомнение! Любопытно, что ж вы увидали?

- Вашу неуверенность. Вам хочется знать, был ли Калугин настоящим вашим другом или он только боялся вас.

Кушнарев замер. Удар пришелся точно.

- Я не ошибся, Алексей Фомич?

- Почему... почему вам такое в голову пришло?

- С ответом повременю, если можно.

- Не скажете? Однако не ожидал. Глубоко копнули, не ожидал.

- А если я не ошибся, - продолжал Мазин, - как же я могу поверить, что вам безразлично, кто убил Калугина... Вы это ночью утверждали.

И тут он получил ответный удар.

- Я не говорил безразлично. Не извращайте. У меня свой взгляд есть... Может быть, мне известно, кто его убил!

- Известно?!

- С ответом повременю, если можно, - шутовски поклонился старик, но тут же посерьезнел. - На разных языках говорим. Боюсь, не поймете.