— А, так ты сегодня тянулась посмотреть на машину? Думала, я в свободное время банк грабанул? Не расстраивайся, без тебя не пойду.
Не сказать, что мне стало стыдно, но, зная свою «наблюдательность», я решила впредь стать внимательнее.
Через две недели основная боль отпустила. Эдуард Арсенович обещал «выкинуть на фиг» меня из больницы в субботу. С одной стороны, очень хотелось «на волю». С другой — было страшно остаться в квартире одной, без присмотра. Мама предложила пожить у нее, Алексей тоже считал, что так лучше, но я отказалась. Мне хотелось в свою квартиру.
У нас в семье никто никого не напрягает, и родители согласились на мои условия. Леша пожал плечами и спросил, во сколько за мной заезжать. В присутствии родителей он был немного скован, но быстро освоился. Мама с папой тоже. Зато все остальные при виде Алексея сначала приоткрывали рты и только минут через десять начинали разговаривать нормально.
В квартире было чисто, вытерта пыль, помыты полы и накрыт праздничный стол. Алексей привез нас и уехал на работу. Родители засиделись до вечера. Мама помогла мне вымыться, держа за руки, когда я забиралась в треугольную ванну.
Отец рассказывал о стройке, о хитрых рабочих, старающихся обмануть начальство на мелочах. А начальство их обманывает по-крупному. И между ними был он, прораб, ему и доставалось больше всех. Отец пил пиво и грозился уйти с должности на работу в продовольственный контейнер на оптовом рынке. На моей памяти он все время пытался уйти с работы, только раньше он собирался завести себе будку для починки обуви с гуталином и шнурками на стеклянной двери, затем мечтал выпиливать лобзиком трафареты для Катиных картин, теперь настала мода на рыночные контейнеры. Мама смотрела телевизор.
Потом я сидела одна в квартире со Стервой на руках. Одна. Я выключила свет, раздвинула шторы и смотрела на светящиеся окна домов напротив.
Я получила наследство. Нашла деньги. Встретила Мужчину. Перенесла операцию. Почему мне так плохо?
Потому, что я одна. Родители стали жить вместе, и я рада за них. Мила ругается с Шуркой, но у нее есть сын. А я одна.
Через несколько минут или часов сюда приедет Алексей, человек, о котором я ничего не знаю. Все, что он мне говорил, или неправда, или полуправда. Может, и квартира наверху не его? Судя по кастрюлям и постельному белью в моей квартире, он жил все это время здесь. Я не против, сама оставила ему ключи. Но черт его знает.
Маленькая ложь рождает большое недоверие. Я не могу нормально себя чувствовать без этого человека, но я его не знаю. Он пришел ниоткуда.
И вообще пора задуматься. Чем я собираюсь заниматься, когда с меня снимут эту помесь Эйфелевой с Останкинской башней? Опять идти на железобетонный комбинат выдавать половые тряпки и лампочки подворовывать? Не хочу. А чего я хочу? А черт его знает. Счастья, наверное. Жизни.
Задумавшись над «смыслом жизни», я уже подъехала к книжному шкафу и присматривалась, как бы мне поудобнее открыть дверцу, чтобы не задеть ногу и не разбить стекло о коляску. В подобном настроении мне всегда хотелось почитать или Монтеня, или из греческих мыслителей что-нибудь. Но тут зазвонил телефон. Это хорошо, что он отвлек от философов, у меня начинается депрессия.
— Алло, Анастасия, привет. Это Вадик. Помнишь, друг Славика, который брат Игоря…
— В доме, который построил Джек.
— Чего?
— Шучу. Что случилось?
— Чего случилось. Поговорить надо. Ты как себя чувствуешь? Твой хахаль сказал, ты в больницу загремела. Это он тебя, что ли, довел?
— Типун тебе на язык. У меня была плановая операция. Врачи пытаются сделать из левой ноги средство передвижения, а не палку-загребалку.
— Понял. За платно?
— А бесплатно у нас даже зуб не выдернут, только выбьют. Ты подъехать хотел?
— Ну да. А ты не можешь?
— Я могу только до туалета и быстренько обратно.
— Ой, Анастасия, много говоришь. Ладно, включай двигатель, я у тебя под дверью стою, на видеокамеру любуюсь.
Я развернула коляску к коридору, посмотрела на видеофон. Действительно, стоит голубчик. И еще двое амбалов.
Подняв себя почти в вертикальное положение, я с трудом отперла замки и отъехала от двери подальше. Вадик вошел и, раздеваясь, смотрел, как я, качая рычаг коляски, возвращаю себя в сидячее положение»
— Техника на грани фантастики. Тебе пить можно?
— Ну это ж не ногой делается. Значит, можно. Но осторожно. Отвези меня на кухню, пожалуйста, надоело руками себя передвигать.
Читать дальше