Мила и родители приходили почти ежедневно.
Консилиум врачей мучил меня не меньше трех раз в неделю. На меня приезжали смотреть из соседних и иногородних клиник. Конструкция на моей ноге была сделана из сплава какого-то биометалла с серебром и стоила как золотая. Она могла трансформироваться по форме ноги, и я была третьей, кто ее носил.
Лечение проходило нормально, Эдуард Арсенович строчил статью в американский медицинский журнал. Для него меня снимали на видеокамеры и фотографировали в постели, на столе, в кресле, с мамой, с заведующим отделением и главврачом, во время уколов и смотрящую телевизор. Фотограф, которому я разрешила заходить в палату, относился ко мне с симпатией.
Однажды он припозднился и увидел, как к моей постели для поцелуя склонился Алексей. Фотограф извел на нас половину пленки. В журнале, кстати, именно эта фотография и появилась. Завотделением хмурился, главврач больше в палату не заходил.
А что Алексей? Он исправно, по нечетным дням, приезжал меня навещать, привозил мороженое, вина и дорогие сыры. Врачи благоухали парфюмом, подаренным им, медсестры пачкали чистенькие ладони в дармовом шоколаде.
А еще он привозил Стерву. Приносил в сумке средних размеров и выпускал. Стерва запрыгивала на кровать и радостно лизала мне лицо.
Я была рада всем, кто приходил, но Леша… За полчаса до его прихода у меня начинали дрожать руки, и каждый звук в коридоре, похожий на его шаги или голос, обрывал мне сердце радостной надеждой. Я бы не вытерпела, я бы отказалась от периода реабилитации или просила бы уколы морфия от боли. Без него. С ним я смогла вытерпеть все.
Алексей не говорил ободряющих слов, не врал, что я отлично выгляжу. Он приезжал, и мне становилось хорошо.
Вскоре я смогла выезжать по вечерам в холл. Там собиралось много народу. И мужчины, и женщины. Почти во всех палатах, кроме моей одиночной, было по три-четыре человека. При серьезных травмах или после операции у кого-либо из больных не всегда можно включить телевизор в палате, поэтому выздоравливающие тусовались в холле.
Меня мало кто замечал. Я подъезжала к окну и не интересовалась телевизором, просто мне было приятно смотреть на позднюю осень за окном и не чувствовать себя одиноко. Больные переговаривались, комментировали фильмы и передачи, а я смотрела на дождь.
Однажды я увидела, как у подъезда припарковалась красивая темно-зеленая «Хонда». Со стороны водителя вышел Леша. Одновременно со мной в окно смотрела высокая полноватая женщина.
— Вот ведь не повезло какой-то бабе.
Она кивнула на Алексея, который был хорошо виден со второго этажа.
— Да, — согласилась я. — Это столько нервов надо иметь.
— Точно. — Женщина похлопала себя по карманам и достала сигареты. — Курить поедешь?
— Не курю.
— Молоток. А мужчина этот ну просто «смерть бабам». Бывают смазливые лица, у меня самой муж красавец, но чтобы и рост, и фигура, и все… Это слишком. Да еще и деньги у него явно есть. Заметила, как он одевается?
— Не-ет.
— Обрати внимание. Все самое фирменное, одни часы десять тысяч стоят.
— Долларов?
Женщина посмотрела на меня, сидящую на уровне ее талии, со снисхождением.
— Нет, монгольских тугриков. Ты представляешь, сколько стоит такого парня содержать?
— Нисколько.
— Вот именно, что нисколько не представляешь. А тачка тысяч на тридцать тянет. — Она опять посмотрела на меня. — Долларов.
Для лучшего обзора женщина облокотилась на подоконник, я тоже потянулась посмотреть на машину такой стоимости. Но тут на мои плечи надавили сзади. Голос Леши рассерженно зашипел:
— Ты с ума сошла? Тебе сказали наращивать угол наклона на колено не больше двух миллиметров в день, а ты здесь акробатикой собралась заниматься?
Он поцеловал меня, снял коляску с тормоза и повез в палату. Я не стала оборачиваться на женщину, мне было бы неприятно видеть ее недоумение и сочувствие.
А минут через пять я все-таки спросила его о машине. Он в это время выставлял в холодильник продукты. Алексей обернулся ко мне с банкой в руках, дверца кривого холодильника открылась и хлопнулась о стену.
— Ну Насть, ты поразительно наблюдательна. У меня машина уже год. Это только ты можешь бросить автомобиль у подъезда, где парковка запрещена, а моя, как и все дисциплинированные лошадки, стоит в специально отведенном для этого стойле. Справа от подъезда, за кустами сирени и боярышника, бетонированная площадка. Вспомнила?
— Да, там что-то такое есть.
Читать дальше