Инна Бачинская - Девушка сбитого летчика

Он повернул ключ и осторожно потянул на себя ручку двери. Прислушался. В прихожей было темно. Он понимал, что он на виду, в потоке неяркого света с лестничной площадки. Сделав шаг вперед, он бесшумно прикрыл за собой дверь. И тут же отпрыгнул в сторону – его нос уловил запах чужого. Страшный удар, который обрушился на него, не достиг цели. Федор бросился на звук и вцепился в человека, стремясь нащупать его горло. И ту же, получив удар под дых, согнулся пополам и выпустил того из рук. Новый удар – коленом в лицо. Озверевший от ярости, Федор сумел разогнуться и ударить сцепленными в замок руками, раз, другой, не представляя хорошенько, куда бьет. Тот ответил…

Федор не почувствовал боли, он превратился в оружие – боевой топор, дубинку, летящий из пращи камень; мыслительная функция мозга сжалась до короткой команды: фас! Ожила древняя генетическая память – уже не философ Федор Алексеев, а дикарь, пещерный человек, рыча, рвался к горлу врага…

Новый сильный удар отбросил его прочь, он влепился в стену затылком и отключился…

Таким образом, самое интересное произошло без его участия, можно сказать. Он пришел в себя от потока холодной воды, лившейся ему в лицо, – ему показалось, что он тонет. Он с шумом втянул в себя воздух, открыл глаза и тут же услышал тонкий голосок:

– Папа! Он оживел! – Его руку схватила маленькая цепкая рука, и тот же голосок спросил: – Федя, ты живой?

Он по-прежнему лежал на полу в прихожей, а вокруг было полно народа. Человек в черной куртке в наручниках лежал у входной двери. Голова его была окровавлена. Он не двигался. Федору бросились в глаза его ботинки на толстой рифленой подошве. Тут же стоял парень с пистолетом, лицо его показалось Федору растерянным. Он тыкал пистолетом в пленника и, видимо, боялся отвести от него взгляд. Другой что-то тихо говорил по телефону. Рядом стоял бледный сосед Владик с неизменной кастрюлей. Веник сидел на полу около Федора и держал его за руку.

Федор потрогал лицо. Нащупал мокрую тряпку на лбу.

– Можете встать? – спросил тот, что говорил по телефону, сунув аппаратик в карман.

– Могу… кажется, – ответил Федор.

– Документы есть?

Федор сунул руку во внутренний карман пиджака.

– Это ваша квартира?

– Нет.

– А ключ откуда?

– Как вы… так скоро? – наконец сообразил спросить Федор. – Он жив?

Через двадцать минут прибыла оперативная группа во главе с полковником Кузнецовым.

– Ты? – не поверил он, увидев Федора. – Опять? Что здесь произошло?

– Проезжал мимо, увидел свет фонарика в окне…

– А тебе не пришло в голову позвонить? Наши люди дежурили у дома, они заметили, как ты помчался в дом. Если бы не они, где бы ты сейчас был?

– Спасибо. Ваши люди его пропустили. Насчет того, где я был бы… Он не собирался никого убивать.

– Знал наверняка?

– Предполагал, Леонид Максимович. Ведь оружия у него не было.

– Не было. Ты как, может, «Скорую»?

– Нормально.

– Говорить можешь?

Федор кивнул.

– Давай подробнее. Ты знаешь, кто это?

– Это Стрелок.

– Откуда ты знаешь, что у него не было оружия?

– Потому что он не собирался убивать. Скажем так – у него не было такой задачи. Убийство в какой-то момент потеряло смысл и перестало быть нужным.

– Загадками говоришь. Зачем же он пришел?

– Он пришел за картиной… я думаю. Он знал, что Анны нет, а меня он не ожидал.

– Понятно. А теперь, Федя, давай по порядку. Может, кофе?

– Покрепче, если можно. Я сейчас, только умоюсь…

Он вернулся через десять минут, уселся за стол, принялся шарить по карманам.

– Тут у меня… сейчас!

Он достал из кармана конверт, раскрыл и вытащил оттуда большую серебряную монету в пластиковом кейсе, крошечный прозрачный пакетик с осколками стекла и сложенный вчетверо листок зеленоватой бумаги. Разложил на столе. Взглянул на Кузнецова, который с любопытством за ним наблюдал. И начал говорить…

– Савелий, представь себе дважды фальшивую монету…

Федор Алексеев и Савелий Зотов встретились в клубе имени капитана Астахова в часы, отведенные для посещения. Коля выглядел уже много лучше, из синевато-зеленого он превратился в интересно-бледного, пестрая, рыже-черная борода его жизнеутверждающе торчала, и это было явным прогрессом. Федор и Савелий обменялись понимающими взглядами. То есть Савелий взглянул на Федора, а куда смотрел тот, было непонятно – он по-прежнему был в темных очках. Савелий сидел, Федор расхаживал по палате.