Инна Бачинская - Девушка сбитого летчика

– А чего ж раньше-то… – Старик махнул рукой: – Пошли.

Знакомая узкая прихожая, затхлый воздух запертого помещения.

– Что смотреть будешь?

– Квитанцию, чек, справку, документ… не знаю. Любую бумажку.

– Все Петины документы в письменном столе, если ваши не забрали.

Бумаги были на месте, в правом ящике письменного стола, служившего также чем-то вроде верстака в кабинете-мастерской. Поздравительные открытки столетней давности, квитанции об уплате коммуналки, магазинные чеки… Федор бегло просмотрел их и взглянул на старика. Тот пожал плечами. Федор начал снимать одну за другой книги с самодельной полки над столом и пролистывать. Пусто. Он походил по комнате, осторожно ступая, чтобы не наступить на осколки разбитых часов, подошел к стене с ходиками, вытянул шею. Особенно его интересовали крошечные каморки, откуда выскакивали птицы и звери.

– Тебе тайник нужен или… чего тебе нужно? – спросил сосед, внимательно наблюдая за передвижениями Федора.

– Тайник? Вряд ли…

– А чего?

– Просто место, куда Петр Данилович мог положить одну бумажку.

– Ценную?

– Нет.

– Если не ценная, мог выкинуть, – заметил старик.

– Люди в возрасте ничего не выбрасывают, – возразил Федор. – Моя бабушка, например…

– Твоя правда. Никогда не знаешь, где сгодится.

Они прошли в спальню. Федор потянул за медное колечко. Дверца шкафа, заскрипев, распахнулась. Несколько рубашек, костюм, куртка, плащ, новое пальто… небогато. Федор пошарил по карманам и вытащил из внутреннего кармана нового пальто сложенный вчетверо зеленоватый листок. Развернул, прочитал. Довольно хмыкнул.

– Оно? – спросил старик.

– Оно, Степан Андреевич! Спасибо.

– Не на чем. И теперь знаешь, кто Петю?..

– Почти. Теперь мы с вами оформим протокол изъятия… на всякий случай. И вы распишетесь как понятой. Имя, фамилия, дата и название документа.

… Дочке Моисеенко Ивана Григорьевича, пенсионера, убитого второго декабря, Наде, Федор Алексеев дозвонился с третьей попытки и попросил о встрече. Немедленно. И еще попросил захватить с собой монету – Константиновский рубль.

Перед началом семинара в «бурсе» Федор успел заехать к своему старинному знакомому коллекционеру и пробыл у него двадцать минут, после чего выскочил из подъезда, погрузился в свой белый «Форд» и рванул с такой скоростью, что, случись здесь представитель ГАИ, не миновать бы ему штрафа.

Он промчался по коридору третьего корпуса университета и с чувством выполненного долга упал на стул в своей любимой аудитории номер тринадцать – амфитеатре. Появление его совпало с прозвеневшим звонком. Он обвел взглядом учней и строго сказал:

– Начнем, пожалуй, господа. Добровольцы, вперед!

Черные очки он так и не снял, сидел в них, кивал, делая вид, что прислушивается к монотонному бубнению добровольца. Не выдержал, достал из портфеля зеленоватую бумажку, изъятую из кармана пальто старика-механика, Константиновский рубль и пластиковый пакетик с осколками стекла, подобранный в квартире учителя физики, убитого десятого декабря прошлого года…

…Он тогда приказал его сыну, стоявшему у письменного стола:

– Стоять! Замрите!

Молодой человек испуганно замер. А Федор осторожно опустился на колени у его ног, провел рукой по ковру и прошептал:

– Сделайте шаг в глубь комнаты, осторожно!

После чего достал из кармана пустой пластиковый пакетик и шариковую ручку. Юра Корниенко наблюдал за ним, затаив дыхание. Федор осторожно сгреб шариковой ручкой едва заметные осколки стекла в пакетик и встал с коленей.

– Как вы их заметили? – Парень наконец перевел дух.

– Я не заметил, я услышал. Когда вы наступили на них, я услышал треск.

– И что это значит?

– Это значит, что здесь что-то разбили. Крупные осколки собрали и унесли с собой, а несколько мелких не заметили.

– Может… отец?

– Нет. Сосед говорил, что ваш отец был очень аккуратным человеком, убирал и пылесосил чуть ли не каждый день, и если бы он что-то разбил, то убрал бы осколки.

… Федор разложил перед собой в ряд свою добычу и задумался. Он так глубоко задумался, что забылся и сдернул с носа очки. В аудитории наступила гробовая тишина. Федор поднял голову и увидел около пятидесяти пар любопытных, удивленных, восхищенных глаз, устремленных на него. Он слегка покраснел, дотронулся до синяка дужкой очков и сказал небрежно:

– Вот понимаете, доставал лыжи с антресолей, собрался на выходные в Еловицу… пока снег не растаял, и… гм… случайно уронил… такая незадача.