Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

— И я могу с ними делать что захочу? — уточнила я.

— Разумеется. — Он все еще не понимал, к чему я клонила.

Что мне делать с этими деньгами, тоскливо думала я, бросить ему в лицо, порвать? Я тоскливо перебирала в уме варианты финальной сцены. Конечно, ее следовало сделать эффектной, и впервые это зависело от меня, потому что все веревочки, с помощью которых мною управляли, были уже оборваны. Да, я играла в чужой пьесе, но концовка принадлежала мне.

Совсем рядом часто и взволнованно дышал Мальчик, и это его дыхание напоминало с трудом сдерживаемые рыдания ребенка. Я только чуть-чуть пододвинула пачку, предназначенную мне, и положила ее сверху той, которую Рунов отсчитал Мальчику. Верхние купюры соскользнули, и получился зеленый холмик. Дальше логика сцены требовала, чтобы Мальчик улыбнулся сквозь слезы и, набирая бумажки в ладони, стал их безрассудно разбрасывать. А потом нам следовало взяться за руки и уйти легко и беззаботно. И оставить, оставить Рунова с его деньгами. Но ведь мы с Мальчиком были не друзьями, а врагами. Впрочем, не исключено, что именно так он и поступил, только уже без моего участия. Я этого попросту не увидела, потому что ушла раньше, именно так, как требовал финал.

Когда входная дверь уже захлопнулась за моей спиной, я услышала крик Рунова:

— Ольга, постой!

— Я не Ольга, я Жанна, — сказала я, но вряд ли он меня услышал, слова прозвучали тихо — остаток сил исчерпал мой эффектный уход.

Он догнал меня внизу.

— Не глупи, ты поедешь со мной.

— Ты решил, что я могу заменить тебе Ольгу?

— Хватит о ней, — он болезненно поморщился. — Я ее никогда не любил, а тебя люблю.

Я высвободилась из его рук и ответила:

— Зато я не люблю тебя.

Самое интересное, что в тот момент я понимала, что вовсе его не обманываю.

Небо над Москвой было цвета застиранного белья. Но в воздухе уже витал неуловимый призрак скорых новогодних празднеств.

Я бесцельно брела в надвигающихся сумерках на отдаленный свет и отголоски музыки. Миновав несколько кварталов, я оказалась на небольшой площади с елкой, убранной игрушками. Вокруг меня сновал гогочущий люд с озабоченными, а порой и вдохновенными физиономиями. У края тротуара с неистребимым энтузиазмом трясли своими нехитрыми товарами московские коробейники. Возле елки стояли пятеро озябших музыкантов и, пританцовывая на рыхлом снегу, исполняли на духовых инструментах модные шлягеры. Лица музыкантов покраснели от мороза и натуги, а ноты, закрепленные на пюпитрах, покрылись снегом. Перед музыкантами стояла металлическая банка из-под оливкового масла для добровольных пожертвований.

Я сунула руку в карман шубы, извлекла несколько купюр, пригоршню мелочи и сунула в заснеженную жестянку. Деньги для меня не представляли больше никакой ценности, а этим замерзшим ребятам могли вполне пригодиться хотя бы на бутылку для согрева.

Пухлый саксофонист спросил меня:

— Что вам сыграть?

— «Лодку среди кувшинок», — машинально произнесла я.

Он удивленно приподнял брови, поскольку это название ровным счетом ничего ему не говорило.

— Играйте что хотите, — поправилась я.

Они и впрямь заиграли что-то в стиле рока. Ко мне тут же подбежал какой-то длинный парень и потащил танцевать. У меня не было сил сопротивляться, и потому я просто повисла на нем, как кошка на заборе. Парень радостно улыбался мне, обдавая перегаром.

— Ольга! — услышала я, но не обратила внимания: мало ли на свете женщин с именем Ольга?

Кто-то дернул меня за рукав, я обернулась и увидела маленькую щуплую старушку — в чем только душа держится? Она беспрестанно повторяла:

— Оля, Оля, куда же ты пропала?

Пока музыка не кончилась, парень таскал меня по умятому снегу, а старушка кружилась вокруг нас, как собачонка, нашедшая хозяина.

Когда я наконец с большим трудом отлепилась от своего кавалера, она снова крепко вцепилась в мой рукав тоненькими замерзшими пальчиками.

— Оля! Оля! Ведь это же ты! Я не могла ошибиться! — Она торжественно огляделась в поисках поддержки, но на нас никто не обращал ни малейшего внимания.

— Можете меня отпустить, я никуда не денусь, — сказала я старушке.

Мне и впрямь некуда было деваться, теперь я целиком и полностью принадлежала самой себе.

— А почему ты так долго не приходила? — допытывалась старушка.

— Я? Не приходила?

Я не знала, кто такая эта старушка в потертой кроличьей шубе и старомодной шляпке с вуалеткой, я видела ее первый раз в жизни. Бедняжка, наверное, она попросту обозналась.