Елена Яковлева - Со мной не соскучишься

— Заткнись! — неожиданно обрушился на него Рунов. — Это не твоя забота! Я прекрасно знаю, что мне делать. Подумаешь, нашелся адвокат. Она тебя просила о защите? Нет? Тогда молчи!

Поликарпов усмехнулся:

— Не сомневаюсь в твоем благородстве, крестничек. Ты теперь и господина режиссера не обидишь — делить-то вам теперь нечего. Разойдетесь, как в море корабли. В каком кармане у тебя билет на самолет, кстати? Теперь-то ты можешь осуществить голубую мечту юности и вполне легально. Стюардессы будут тебе обворожительно улыбаться, ведь ты уже не террорист и не угонщик, ты добропорядочный преуспевающий бизнесмен.

— Смотри-ка, — удивился Рунов, — он уже и об этом знает… А ты и правда профессионал. Взял бы я тебя к себе, да ведь не согласишься. Слишком чистенький, хочешь быть над схваткой, бесстрастным судией, не так ли? Небось, если бывшее родное ведомство упадет к ногам с извинениями и попросит вернуться, тоже гордо отвергнешь? Ну и живи себе дальше одиноким волком…

Я вспомнила, что когда-то сравнивала с одиноким волком Рунова, теперь он больше напоминал мне шакала.

— Заметь все-таки, что я судья, а не палач, — запальчиво подхватил Поликарпов, Рунов таки задел его за живое.

— Ну и радуйся, — лениво отозвался Рунов, вставая. — Прощайте.

Он окончательно потерял интерес и к теме разговора, и ко всем присутствующим. Следом за ним на сто восемьдесят градусов развернулся Мальчик. Корчинский все еще находился в задумчивости, вероятно, обдумывал услышанное.

Я подошла к Поликарпову и присела рядом с ним на ступеньку, задев подолом юбки рассыпанные окурки «беломорин».

— Где вас можно найти? — спросила я.

— Нигде. — Он помолчал. — Пожалуй, я сам вас найду.

В холл вернулся Мальчик и, взяв меня под локоть, бесцеремонно приказал:

— Что расселась? Пошли!

В квартиру Рунова мы вернулись в полном составе: мы с Руновым, Мальчик, Тим и двое амбалов в кожаных куртках. Сейчас мне было странно видеть это уютное, прямо-таки семейное гнездышко, в котором все оставалось по-старому: та же роскошная мебель, те же розы, благоухающие в хрустальных вазах, и те же голуби, воркующие за окном. Но здесь тоже успела поселиться напряженная, давящая тишина. Я не смела шевельнуться, потому что в этой звенящей пустоте малейший шорох производил эффект камнепада в горах.

Рунов, не снимая пальто, размашистым шагом прошел в свой кабинет и через минуту появился с небольшим кожаным чемоданчиком. Раскрыл его и стал выкладывать на стол пухлые пачки денег. Ловко, будто заправский бухгалтер, сортировал их и раскладывал аккуратными стопками. Закончив, натянуто улыбнулся и объявил:

— Ну, вот, я рассчитываюсь честно. Каждый получает свою долю, а засим… — Он, похоже, с трудом произнес следующее слово: — Засим мы распрощаемся. Надеюсь, ненадолго.

Пачек было пять. Тим и парочка амбалов в коже не заставили себя упрашивать: взяли по пачке и разошлись по углам. Я стояла, не двигаясь с места, Мальчик тоже.

— Ну что же ты? — подбодрил его Рунов.

Мальчик медленно, словно его подталкивали в спину, приблизился, но так и не взял свою долю денег. Что-то его явно мучило.

— А я? — наконец решился он задать вопрос. — Разве я не с вами?

Рунов отрицательно покачал головой.

Мальчик замер в растерянности, и по его красивому холодному лицу, напоминающему Кая в чертогах Снежной королевы, пробежала тень недоумения и обиды. Если бы не сковавшее меня безразличие, я бы, возможно, торжествовала: Мальчик — в прямом и переносном смысле — получал отступного, как и остальные. Какое-то время я злорадствовала, а потом мне стало его жаль. Бедный, бедный Мальчик, бездомный щенок, принявший тусклый кладбищенский фонарь за приветливый свет человеческого жилища! Впервые в жизни он предложил кому-то свою душу без остатка, вернее, ее зачаток, а она в конце концов оказалась невостребованной. Мальчик беспомощно хлопал длинными ресницами и никак не решался взять себе зеленую пачку, словно боялся растаять от одного прикосновения к деньгам. Наконец он прикоснулся к ней, взвесил на ладони и положил назад, все еще не решаясь взять.

— И ты давай, не стесняйся, — Рунов радушно пригласил к столу и меня.

Я подошла, хотя с моей стороны было бы вообще смешно думать о деньгах теперь, когда я убила Карена. И все же я дотронулась до стопки упругих купюр, мне предлагалась, несомненно, внушительная сумма.

— Они мои? — поинтересовалась я у Рунова.

Рунов кивнул. Наверное, он думал, что я убита его благородством. Вместо того чтобы прогнать с позором, он меня награждал, по существу, оплачивал мое предательство, и весьма щедро.