Елена Яковлева - Блефовать, так с музыкой

Елена ЯКОВЛЕВА

БЛЕФОВАТЬ, ТАК С МУЗЫКОЙ

Анонс

Любимый мужчина Галины Генераловой - геофизик Парамонов - исчез из ее жизни десять лет назад. И вот в один из декабрьских дней она находит в почтовом ящике записку от экс-любовника. Он назначил ей встречу на завтра, но так и не пришел. Зато вместо него к Галине явился майор Сомов и рассказал, что Парамонов уехал в США и там разбогател. Неделю назад он объявился в Москве и вдруг исчез. Затем к Галине приходит вереница сомнительных личностей, и все они интересуются Парамоновым. Галина решает выяснить, с чем связан такой интерес к ее бывшему возлюбленному. Она решает начать его поиски с одной подмосковной свалки...

События, описываемые в повести, являются стопроцентным вымыслом, а потому любые совпадения с реальностью следует считать случайными.

ПРОЛОГ

Все началось с того, что, возвращаясь с работы в декабрьских сумерках, я по привычке заглянула в почтовый ящик и обнаружила в нем записку. Несколько слов, в спешке накорябанных на вырванной из записной книжки страничке с латинской буквой L. Полсотни неровных, прыгающих букв, в смысл которых мне пришлось врубаться долго и мучительно, и не потому, что почерк был таким уж неразборчивым, а совсем по другой причине, вы ее узнаете со временем.

"Был у тебя - не застал, заскочу завтра вечером. Парамонов". Я снова и снова перечитывала нежданное послание, перечитывала и не понимала, что должна при этом чувствовать.

Глава 1

ОПЕРАЦИЯ ВОЗМЕЗДИЯ

Парамонозависимость - этот термин придумала моя подружка Светка примерно на третьей неделе нашего с Парамоновым романа, когда все мои горести были еще впереди, горести, которые она прозорливо предвидела. В те приснопамятные времена я усердно стирала парамоновские рубашки, штопала носки, а он, изредка отрываясь от своей диссертации по геофизике, сладко потягивался и чмокал меня в макушку, поощряя на новые хозяйственные подвиги. Слава богу, в еде он был неприхотлив и из всех разносолов предпочитал жареную картошку и квашеную капусту, а то еще неизвестно, надолго ли хватило бы моих познаний в кулинарии.

Так вот, Светка такой моей жертвенности не понимала и не упускала случая сдобрить мою "бочку меда" хорошим половником отборного дегтя.

"Да ты же как на барщине, - скворчала она, как масло на сковородке, нельзя так растворяться в мужчине! Пойми ты наконец, что даже самая высокоорганизованная особь из этого проклятого племени не способна оценить такой самоотверженности!"

Но я ее не слушала и растворялась, растворялась... Пока не растворилась окончательно, без остатка и без осадка. По большому счету, это довольно сладостное ощущение, хотя и звучит несколько драматично. А Светку я не слушала и окончательно с ней разругалась, когда она заявила, что меня нужно срочно отправить на принудительное лечение от парамонозависимости. И все же она была права, и я поняла это довольно скоро, поняла умом, в то время как сердце мое продолжало выбивать счастливую чечетку при одном парамоновском намеке на нежность, которая случалась все реже и реже.

Нет, он не говорил мне: "Закрой рот, дура, я все сказал", для этого он был слишком хорошо воспитан, только все чаще ронял: "Занялась бы ты своими делами, что ли...", и в его голосе звучали нотки плохо скрываемого раздражения. А я не имела ни малейшего представления, как отделить свою жизнь от парамоновской, притом что в те далекие времена песенку "Я - это ты, ты - это я" никто и слыхом не слыхивал. Я предпринимала отчаянные попытки удержать Парамонова возле себя, а он с каждым днем становился все скучнее и скучнее, свою любимую жареную картошку поглощал без аппетита, а в глазах у него застыла тоска авиапассажира! уставшего ожидать рейса, который бесконечно откладывают из-за нелетной погоды.

За неделю до защиты диссертации он не пришел ночевать. Я всю ночь рвала на себе волосы и прислушивалась к стуку двери в подъезде, а едва рассвело, помчалась в университетскую общагу к парамоновскому приятелю Алику, чтобы хоть что-нибудь узнать о том, в ком я так опрометчиво растворилась, ну вы уже знаете, без остатка и без осадка. Заспанный Алик выскочил в коридор в одних трусах и стал клясться-божиться, что Парамонова сто лет не видел, а я успела рассмотреть за неплотно прикрытой дверью босые парамоновские ноги, торчащие из-под тощего казенного одеяла.

Несколько дней я караулила Парамонова возле физического факультета. Видно, в конце концов совесть его заела, потому что однажды он все-таки выбрался из подвала, в котором помещалась его лаборатория, чтобы сказать мне: