Сергей Дигол - Утро звездочета

Мое информационное меню обеднело настолько, что остается, по большому счету, одно блюдо — статьи Карасина. Их все еще много, и я поглощаю их без прежнего аппетита. После материала о Виктюке у меня гудит голова и подташнивает, я чувствую себя разбитым, как в похмельное утро. Я словно побывал в уличном переплете, хотя теперь я готов признать, что есть в мире вещи, за которые не стыдно избить в темном переулке. За Виктюка Карасин заслуживал наказания, и я не чувствую даже малейших покалываний совести, жалея о том, что отомстить за показавшейся мне родственной душу уже не получится.

— Не сможешь сегодня? — спрашивает меня трубка голосом Марии.

Вычислить мои намерения для нее не представляет труда, ведь Мария относится к редчайшему типу женщин. Она, можно сказать, уникум: позволяет бесконечно обманывать свои ожидания. А ожидание у Марии с некоторых пор одно — это я.

И это после всего, что у нас было. И это после того, что все у нас было всего однажды.

Редкий секс, кстати, не стал для меня шоком. Последние годы с Наташей научили меня половому смирению. Хотя с Марией, возможно, способностью воздерживаться я лишь оправдываю собственную лень. С Наташей все было по другому: я хотел секса, и иногда даже паниковал, чувствуя, как желание угасает во мне. Я не виню ее, просто Наташа ничего с собой не могла поделать. Как любая нормальная женщина, запрограммированная на деторождения, она эту программу выполнила дважды, но заслуженного умиротворения не получила. Мои заработки постепенно превращали ее в хищницу, но я не мог рассчитывать на то, что свою энергию она будет расходовать в постели. Она хотела набитого купюрами матраца, а от нашего ложе у Наташи ломило в спине. Стоит ли удивляться, что мы задолго до развода перестали спать вместе? Мы без труда находили оправдания, каждый из нас ждал от другого лжи, и мы легко и без уверток подыгрывали друг другу.

Наташа спала в детской комнате. Ее волновали одеяло Андрея, которое он сбрасывал себя по десять раз за ночь, и ночной горшок Валерии. Мне эти проблемы не грозили, зато я вставал в пять утра, и ранние рабочие будни служили мне не менее убедительным, чем Наташины материнские хлопоты, оправданием. Мы играли друг с другом, мы обманывали и заранее настраивались на обман. Правда, я до конца не предполагал, что наша заведомо ничейная партия завершиться моим поражением, как не верю до сих пор, что себя Наташа считает победительницей.

Когда же жена ушла, во мне словно повернули ключ зажигания. Я почувствовал, как заглохшее было либидо снова набирает обороты. Дома у меня звенело в ушах; я списывал это на давление, а не на одиночество. В сердце же поселился скорпион с огромным жалом. Помимо этого, меня одолевала новая беда — мысли о самоубийстве, но как ни странно, при всех моих проблемах я чувствовал себя очень бодро. Мне было легко: с меня свалилась тяжелая ноша, и я чувствовал себя готовым к тому, чтобы завоевать едва проигранное. Поначалу мне очень хотелось, чтобы Наташа узнала о моей новой работе — не от меня, конечно. Я не рассчитывал вызвать у нее приступ гордости, да мне и самому хотелось поскорее вырваться из окружившей меня толпы возбужденных пресненских коллег. Я мог рассчитывать лишь на трезвый ум и логику Наташи — качества, которые она вынуждена была выпестовать в себе за годы нашей совместной жизни. А еще — на то, что она оценит широту открывшихся мне перспектив.

Я сдержался: Наташе о новой работе не сообщал и не уверен, что даже сейчас она вздрагивает от аббревиатуры «СКП». Все же у меня есть основания предполагать, что новый виток моей карьеры заставил бы ее задуматься. В конце концов, удивилась же она, когда я без колебаний и скандалов согласился на развод, хотя, возможно, моя покладистость была ей неприятна. Каково женщине чувствовать, что за нее даже не пытаются бороться? Возможно, в этом и кроется секрет удивительной для Наташи решительности: на сбор вещей и вывоз детей у нее ушел всего лишь один последовавший за нашими объяснениями вечер.

В тот вечер я и познакомился с ее новым мужем. На бумаге Наташа все еще была Судницыной, но процедура неизбежной замены паспорта уже была запущена, для чего хватило моего устного согласия на развод.

Признаться, я ожидал худшего выбора, и вряд ли мое внутреннее ожидание могло быть другим. Наташа бежала от меня, бежала от безысходности, и осознание этого угнетало, но одновременно и льстило мне. Я не сомневался в том, что в соперники получу какого-то недоноска.