Сергей Дигол - Утро звездочета

Я наклоняю голову — не потому, что меня стыдит собственная неосведомленность. Мне решительно не на что смотреть, я точно знаю, что еще одно знакомое лицо мелькнет передо мной разве что по случайности. Лучше уж просто слушать.

Я и слушаю, вспоминая, как внимательно слушал Мостовой Дашкевича во время утренней планерки, с которой шеф и отправил меня на панихиду. Дашкевич говорил долго и обстоятельно, делая, пожалуй, излишне длинные паузы, в которые, тем не менее, не решался вклиниваться даже Мостовой. В целом, информативность доклада явно перекрывала самолюбование докладчика — редкое для Дашкевича достижение.

Задержанный начальник охраны ресторана — лишь сегодня утром я узнал, что его зовут Михаил Усатый, — оказался бывшим кадровым работником ФСБ. Вернее, КГБ, из которого он ушел еще в восемьдесят девятом году, сменил несколько частных охранных структур, пока не возглавил службу безопасности «Вествуда». Мужиного знакомого в Карасине супруга Усатого не узнала, фамилия и род деятельности жертвы также ни о чем ей не говорили. Сам Усатый признался, что знал Карасина давно, целых четыре года, с тех самых пор, как ресторан приглянулся журналисту в качестве места, где он может наслаждаться полным одиночеством в весьма достойном заведении. В непосредственной близости от места убийства — на столе, стульях, на тарелках, которые подавали Карасину, — отпечатков Усатого обнаружено не было.

Нигде, кроме тарелок, не оставил отпечатков и официант, которого я поспешил зачислить в свои ровесники. На самом деле ему едва исполнилось двадцать два, при этом он уже успел пройти стажировку во Франции, Италии и, если я правильно запомнил, в Бельгии. Решение о его задержании было принято наутро после того, как задержали Усатого и Яковлева — того самого распорядителя, авторитет которого мы невольно подорвали в глазах подчиненных.

— А как насчет контактов Усатого с ФСБ? — пробежавшись взглядом по нашим лицам, спросил Мостовой и поднял глаза на Дашкевича.

— Запрос уже готов, — порывшись в бумагах, тот протянул шефу нужный листок. — Считаю целесообразным все сделать официально. В любом случае, это быстрее, чем по другим каналам, да и тянуть с ответом они не имеют права… Еще и эфэсбешников дернем, — добавил он после короткой паузы.

— Вы лучше о работе думайте, — парировал Мостовой, но его глаза ясно давали понять: запрос Дашкевича уйдет в ФСБ, причем незамедлительно.

Затем слово дали Кривошапке, прорабатывавшему финансовое направление. Кредитов Карасин не брал, долгов, во всяком случае, официальных, за ним также не числилось, а о неофициальных говорить еще слишком рано — по крайней мере, до тех пор, пока вдову журналиста не начнут беспокоить странные люди с не менее странными требованиями, например, о продаже квартиры. Кстати, кроме квартиры продавать нечего: у знаменитого критика не было не только дачи, но даже собственного автомобиля. Был рублевый счет в банке, о чем Кривошапке рассказала вдова Карасина, но банковские данные, и это понятно всем нам, нуждаются в дополнительной проверке.

— И это самый успешный театральный критик, — резюмировал Мостовой, сложив руки на груди. — По счетам пробейте все досконально, может, что-то прятал от жены. Хотя я лично сомневаюсь. А в принципе, дожимаем деятелей общепита. Кстати, сегодня вечером двое из них окажутся на свободе, ведь так? — он покачался на стуле, а я утвердительно кивнул вместе с остальными. — Быстренько подготовьте ходатайство о продлении срока задержания еще на семьдесят два часа. И на официанта, кстати, тоже. И, кстати, — он прицелился в меня указательным пальцем, — сегодня же похороны.

На кладбище я решаю не ехать: для разочарования мне хватило и панихиды. В ожидании выплывающего из дверей гроба я встречаюсь взглядом со Станиславом Садальским, и он кажется мне еще полнее своего телевизионного двойника, но ниже, чем я ожидал.

— Говорят, сутки зашивали, — слышу я, и понимаю, что вокруг меня все только и делают, что говорят.

Даже подслушать вовремя у меня не получается.

— Так вы не едете? — слышу я женский голос.

— Я же говорю, ровно в два отправление — растолковывает мужской, и их накрывает волна других голосов.

— Мне, кстати, Новиков позвонил насчет рукописи.

— Кто?

— Представляешь, да? Сам Новиков.

— Да, в ресторане.

— Пьяный?

— А кто сейчас скажет.

— Наконец-то познакомились.

— Юра, не гневи небеса!

— Причем московский бюджет покрывает только тридцать процентов, представляешь?