Сергей Дигол - Утро звездочета

Голосование было бы еще более единодушным, если бы москвичей попросили определиться с отношением к еще одной утренней новости. Поначалу мы даже решили, что тратим время на «утку». Но когда Дашкевич открыл Газету. ру, а затем — РБК. ру, а еще — Взгляд. ру, мы окончательно удостоверились в том, что становимся свидетелями сенсации. Поверить в это трудно, но факт: сегодня ни одна машина со спецсигналом не выйдет на улицы города.

В ГИБДД сообщили, что такое распоряжение действительно имеется, но источник не назвали. Между тем, в Интернете уже появились альтернативные и далеко не фантастические версии. Самое горячее обсуждение вызывает ролику на Ютубе, за сутки побивший рекорды посещаемости и собравший более ста двадцати тысяч просмотров. Ролик плохого качества, съемка на мобильный телефон, но количество специальных машин не дает усомниться в том, что ролик — не подделка.

«Кортеж премьера Путина попал в пробку из-за машины с мигалкой» — эта надпись предваряет ролик. На Лайф. ру уточняют, что автомобиль со спецсигналом не сломался, а спровоцировал аварию и якобы Путин лично вышел из машины и приказал сотрудникам своей службы безопасности оказать первую помощь пострадавшим. Всего этого в двухминутном ролике не показывают, видны лишь машины премьерского кортежа и где-то вдали, за ними — застрявший поперек дороги автомобиль со все еще работающим спецсигналом.

Меры, тем не менее приняты, хотя до сих пор не верится, что все это — не розыгрыш. «Москва лишится мигалок» — отличный заголовок для первоапрельской статьи.

По пути в Большой зал я все-таки вспоминаю Дениса и убегаю вперед, чтобы успеть разобраться с оповещателем или, по крайней мере, сдать его в ремонт. Денис, однако, не отпускает меня, я для него — как паук для заблудившегося в пустыне тигра, если, конечно, в пустыне водятся тигры и если они едят пауков. Одним словом, я — добыча, желанная и долгожданная. Слишком долго оповещатели не давали сбоев, и по взгляду Дениса, с которым он потрошит «Йоту», я понимаю, что он дождался своего часа.

Причиной поломки оказывается вышедшая из строя резервная батарея — инновационное, как уверяет инструкция, преимущество модели, обеспечивающее до тридцати суток непрерывной работы без подзарядки. Уже через пять минут Денис возвращает мне аппарат, и когда я вхожу в зал, найти своих оказывается чуть менее простой задачей, чем отыскать в пустыне паука.

Я и не представлял, что Большой зал настолько соответствует своему названию. По хорошему, его следовало назвать Огромным залом, или, если бы имя придумывал мнящий себя остряком Дашкевич, Резиновым залом. Впрочем, шутки шутками, а я и в самом деле теряюсь, причем в прямом смысле и уже через минуту не вижу ни одного свободного места. Я чувствую себя новичком, и это неудивительно: меня еще никогда не приглашали в Большой зал, а когда брали на работу, даже не показали его хотя бы с экскурсионными целями, полагая, видимо, что доступ к обсуждаемым здесь вопросам я получу еще очень нескоро.

— Судницын!

В гуле зала мне слышится собственная фамилия, но наткнувшись взглядом на вскочившего Дашкевича, я понимаю, что не ослышался. Коллеги держат для меня место, и я, протискиваясь в середину ряда между спинками кресел и ногами знакомых и не очень знакомых сотрудников, впервые искренне рад тому, что мне придется сидеть между Дашкевичем и Иваняном. Мостового в нашем ряду нет, он где-то впереди, в первых рядах, где прямо перед президиумом располагается второй эшелон начальства.

Зал затихает одновременно с появлением Бастрыкина, который проходит в президиум вторым и последним. Впереди себя он пропускает человека, которого я сразу узнаю. Это Юрий Сергеевич Горбунов, заместитель директора ФСБ. Вдвоем им, кажется, вполне уютно в президиуме, во всяком случае, они улыбаются друг другу и бросают приветственные взгляды на первые ряды, давая всем нам еще несколько секунд для того, чтобы настроиться на серьезную работу. На правах хозяина Бастрыкин первым берет слово, но лишь для того, чтобы представить Горбунова и передать ему микрофон.

Генерал-лейтенант Горбунов поднимается и сразу становится ясно, как он устал. Мундир перекошен в плечах, левой рукой он упирается в стол.

— Можно свет приглушить? — просит он, обращаясь почему-то в зал, а не к Бастрыкину.

Его просьба, тем не менее, сразу же выполняется. Зал, совсем как в театре, медленно погружается в сумрак, из которого снова раздается голос Горбунова.