Джек Ритчи: Зыбкое доказательство

Это был мужчина с рыхлым лицом, в очках без оправы, уверенно державший в руках пистолет.

Как ни странно, я не удивился, узнав причину его появления.

— Жаль умирать в неведении, — сказал я. — Кто же нанял вас, чтобы убить меня?

— А вам не кажется, что лично у меня могут быть причины разделаться с вами? — произнес он тихо.

Когда он вошел в кабинет, я готовил коктейль.

— Враги, которых я умудрился нажить, мне известны, — заметил я, доливая в бокал виски из графина, — но с вами я не знаком. Это моя жена обратилась к вам?

— Совершенно верно. — Он улыбнулся. — Думаю, мотив ее понятен.

— Да, пожалуй. У меня немалые деньги, и она, видимо, желает все прикарманить. Все до последнего пенни.

Незнакомец окинул меня равнодушным взглядом.

— Сколько вам лет?

— Пятьдесят три.

— А вашей жене?

— Двадцать два.

— Мистер Уильямс, — он прищелкнул языком, — надо быть последним идиотом, чтобы надеяться на что-то постоянное.

Я спокойно потягивал виски.

— Вообще-то я знал, что года через два мы разведемся и будет много нервотрепки по поводу урегулирования финансовых вопросов, но чтобы убийство…

— Ваша жена, мистер Уильямс, красавица, но женщина жадная. Я просто удивлен, что вы никогда не замечали этого.

Мой взгляд упал на пистолет незнакомца.

— Как я понимаю, вам и раньше приходилось убивать?

— Да.

— Очевидно, это доставляет вам удовольствие?

Он кивнул.

— Согласен, что это нездоровое удовольствие, но тем не менее я наслаждаюсь.

Наблюдая за ним, я чего-то ждал. Наконец я спросил:

— Вы уже здесь более двух минут, а я все еще жив.

— Мне некуда торопиться, мистер Уильямс, — спокойно ответил он.

— Так, кажется, я начинаю понимать. Вам доставляет наибольшее удовольствие не столько само убийство, сколько моменты, предшествующие ему. Вы просто смакуете их.

— А вы умеете проникать в суть вещей, мистер Уильямс.

— Значит, пока я вас в какой-то мере развлекаю, я остаюсь жив?

— В определенном смысле да. Конечно.

— Все ясно. Вы выпьете, мистер?

— Смит. Нетрудно запомнить. Да, не откажусь. Только попрошу вас, встаньте так, чтобы я мог видеть, что вы делаете.

— Надеюсь, вы не думаете, что у меня для такого случая приготовлен яд?

— Нет, не думаю, хотя все возможно.

Он внимательно наблюдал за мной, пока я готовил выпивку, а затем уселся в мягкое кресло.

Я опустился на диван.

— Интересно, где может быть моя жена в данный момент?

— На вечеринке, мистер Уильямс. Гости потом под присягой под твердят, что во время убийства ваша жена все время была с ними.

— Короче, все будут считать, что я был убит грабителем?

Он осушил бокал и поставил его на столик перед собой.

— Да. После того как я застрелю вас, я, конечно, вымою этот бокал и поставлю его на место, в ваш бар. Уходя, я сотру отпечатки пальцев на дверных ручках, к которым прикасался.

— И одновременно вы прихватите с собой какую-нибудь мелочь, чтобы версия о грабителе стала более достоверной?

— В этом нет необходимости, мистер Уильямс. Полиция может предположить, что взломщик, случайно столкнувшись с вами и выстрелив в вас, запаниковал и смылся, так ничего и не взяв.

— Кстати, картина, которая висит там, на восточной стене, — сказал я, — стоит тридцать тысяч.

Он бросил взгляд на нее и моментально вновь повернулся ко мне.

— Соблазнительное предложение, мистер Уильямс, но мне не хотелось бы иметь ничего, что могло бы каким-нибудь образом связать меня с вами. Я ценю произведения искусства, в особенности их денежную стоимость, но не до такой степени, чтобы оказаться из-за них на электрическом стуле.

Затем он вновь улыбнулся.

— Или, может быть, вы предлагаете мне эту картину в обмен на вашу жизнь?

Да, это была мысль.

Он покачал головой.

— Извините, мистер Уильямс. Уж если я обещал что-то сделать, меня не переубедить. Это вопрос профессиональной гордости.

Я поставил свой бокал на столик.

— Вы ждете, мистер Смит, когда я оцепенею от страха?

— Вы еще оцепенеете.

— И только тогда вы меня убьете?

Его глаза залучились веселыми огоньками.

— Какого это требует напряжения! Правда, мистер Уильямс? Бояться и стараться не показать этого.

— Вы ждете, когда ваши жертвы будут с мольбой простирать к вам руки? — спросил я.