Александр Силаев - Так хохотал Шопенгауэр

А что, не дает поганец спокою? - любопыствовал гость. А то, отвечали хором. Ночами посевы топчет, как свинья, сетовал сам Илюха. Народную стройку подорвал на соседнем хуторе, вспомнил Добрынюшка. Стекло, гад, сует в народное масло! - брызгал Леха слюной. А откуда известно, что это он? - не отставал настырный немчура.

Ясно дело, что не он, говорили наивному. Как сам не понимаешь? Шестерки его беспредельничают. Агентура вредоносит. Засланцы под каждым кустом. Предиктор - это сила, вздыхали мужественные.

Поотвинтим ему рога, твердо сказал Шопенгауэр. И не таким умникам откручивали. Узнать б только, где вражина гнездо свил. Да и нагрянуть всей братвой, положить охрану мордой в пол, а злодеюку вывести под белы рученьки. И предать под народный суд. А ежели упираться вражина станет, завалить его прямо там, козла, контрольным в черепушку.

- Вот это дело, - сказал Алеха. - Это я понимаю.

А сапог-то, чай, повкусней веревки?

Грызи, женушка, че дают!

- Ненавижу мерсы S-класса, - говаривал пацан в кургузом пиджачке. Чего в них хорошего-то, в мерсах? Дорогие, черти. <����Линкольн> в два раза подешевле, а размером покруче будет. Ну их, шестисотые, выпендреж один. А я парень экономный, на старость коплю.

- Знаете, чего нужно делать с правительством? - предлагал оратор. Надо по справедливости. Закопать живьем в землю.

- Ха-ха-ха, гы-гы-гы.

Так хохотал на это Артур Шопенгауэр.

<����Я забыл на секунду: чтобы здесь был свет, ток должен идти по нам>, поделился Гребенщиков.

Мераб Мамардашвили аплодировал и смеялся.

<����А жизнь - только слово, есть лишь любовь и есть смерть>, - напомнил Цой.

Он уже умер.

<����В каждой любви, кроме любви, есть еще много чего!> - вставил Григорян.

А покажите-ка нам лучше канатного плясуна! - бесновалась публика.

Делать нечего, вышел ей и плясун.

- Ну так вот, - скулил Васюха. - Я с ними договор подписал, понимаете, ДОГОВОР. С жуликами-то, с МММ проклятущей. Ну а они? Договор ведь подписан! Нельзя ведь обманывать! Почему государство не возмещает, почему не гарантирует, почему не за людей? Договор ведь подписан, а государство не возмещает.

Артур Шопенгауэр был внимателен и осторожен к жизни простых людей. Он ходил в толпу, говорил с лысыми стариками, пропускал вперед беременных женщин, подносил тяжелые сумки школьницам и пенсионеркам, задавал вопросы, отвечал на вопросы - делал вид, что познавал жизнь. Выслушал он Васюху, порыдал тот у него на плече, излил свою душу.

- Засунь этот договор себе в задницу!

Так хохотал Артур Шопенгауэр.

- Сначала я тряпки продавал, - объяснял пацан. - А затем с корешами заводик открыл. Бухло штампуем алкаголикам на потребу.

- Так незаконно ведь, - ужаснулась печальная тетка.

- А то! - радостно гаркнул пацан, хлопнул дверцей <����линкольна> и укатил.

- Если бы меня не убили, через пять лет в СССР был бы капитализм, вздохнул Лаврентий. - Но меня убили. Мне-то все равно, а вам сорок лет мотаться. Сплошное татаромасонство.

- Нескладуха вышла, - вздыхали честные крестьяне Нечерноземья.

- Хо-хо-хо.

Так хохотал Артур Шопенгауэр.

- Значит так, - сказал Илюха. - Гниду будем валить.

Дюймовочку бросили. Подкатил на болото царевич, погрузил к себе в салон ласковую девушку жабу и был таков. И пошла Дюймовочка по свету любовь искать. Долго ли, коротко ли, а пришла красавица в стольный Китеж град. Там ее и встретили.

- Ух ма, - извлек Добрыня богатырскую свою палицу. - Раззудись, плечо.

- Ностальгируешь? - подивился Леха, играя с <����калашниковым>.

- Сколько охраны? - поинтересовался Артур.

- Какая разница? - ответил Илья.

Нап говорил: главное - ввязаться, а там посмотрим. В детстве он обожал уединяться и читать книги. Школьные ребятишки доставали его, то ли драться с ним хотели, то ли играть. Тогда маленький Нап хватал лопату и с воем гнал прочь удалых сверстников. Кричал, что поубивает всех к черту. Отогнав назойливых, возвращался к книгам. В юности он сам писал прозу.

Жириновский накатал повесть в сорок лет. Простая такая повесть, не лучше многих и не хуже некоторых. Что-то про ментов, про пацанов, про Сталина и бытовуху. Хотел мужчина в сорок лет пробиться в писатели. Хотел созвать знакомых, достать свежий номерок <����Нового мира> и сказать, скромно потупив честолюбивый взор. Не хотите, мол, посмотреть. А знакомые читали бы повесть и лучились зеленой завистью. Ан нет, накладочка вышла. Критики сочли творчество заурядным, впрочем, правы были те критики, многие из них рубили в литературе посильней Жириновского... Так он и не заделался писателем в сорок лет. Зато через два года Владимир уже баллотировался в президенты. Миллионы людей выбрали его сердцем. Промысел ли то Божий? Он сильно мучился в детстве, страдал в юности, хранил нерастраченное во взрослые годы. Господь по своей привыке снизощел к тому, кто так много хотел и так много страдал. Господь добр к таким. Шопенгауэр вынул <����беретту> и пару раз огрызнулся в воздух. Канатный плясун почуял недоброе и бочком начал протискиваться к проходу. Шопенгауэр посмеивался. Люди на площади волновались. Они-то ждали канатного плясуна, а тут стрельба, порох, непонятое...