Александр Силаев - Так хохотал Шопенгауэр

- Ты всегда будешь такой нежной? - пытливо спрашивала подруга Дюймовочку.

- Я тут подумал, - объявил Шопенгауэр, тренированно всаживая пули в мишень. - Не пора ли переосмыслить? Я пересмотрел, суки. Вчерашняя тоска, на х..., отменяется. Отныне, на х..., все по-другому. И жизнь хороша, и жить хорошо. Забил косячок и радуешься. Зашибил человечка и балдеешь. А уж работенку какую провернул - вообще кайф, до конца дней своих. Не убили - счастлив. Убили - х... с ней. Какой, бля, пессимизм к собачим херам? На свете столько всего несделанного, столько работы, столько дел - о...еть. Смотрю на все это дерьмо и радуюсь. Мне - поднимать страну из экономического провала. Мне - творить из ничего новую веру. Мне - призвать людей к новой жизни: к яркости и к цвету, к отвязке и к любви, к работе и к подвигу. Мне - создать религию завтрашнего века. Мне - думать об идеологии национальго возрождения. Мне, суки, Хартлэнд на ноги ставить, мне, слышите, ублюдки и долбоебы! Потому что никто, блядь, этого не сделает за меня, все лентяи сонные, или воры, или мудаки, или на содержании у спецслужб.

Невидимые зрители аплодировали. Грохнул выстрел. Ну конечно, кому-то не понравились столь бесстрашные речи, они всегда кому-то не нравятся, как правило, большинству. Еще выстрел, и Шопенгауэр упал, в падении грохотнул из <����беретты>. Кто-то закричал. Не нравится, козлы? Так это я добрый. Завтра я вас распакую по концлагерям.

По нему стреляли минимум с двух позиций, причем слева била уже короткая очередь. Он огрызался одиночными, экономя запас.

- Подожди, щас мы их угондошим на хер! - заорали поблизости.

Из лесочка выкатил БТР. Пару раз дернулось огнем, и все стихло. Двое недругов полегли сразу, третий пытался было бежать, подраненый и обезумевший. Несчастного положили аккуратным выстрелом в голову. Перестал подранок дергаться, снесло подранку ровнехонько половину черепа. Щелк и разбили кость, выплеснулся мозг, отлетела душа, если, конечно, у разных сук бывает душа...

Из бэтээра выпрыгнул незабвенный Илюха.

- Поехали на базу, - обнял он старину Шопенгауэра. - Отбухаемся в дым, сегодня у нас - святое дело. Бухал хоть раз с нашими?

Артур глядел на славного мужика, на легенду, спасителя, гордость большой земли. Слез не сдерживал, даже не пытался.

- Ладно, ладно, - Илюха отечески трепал его по загривку.

- Поехали, - весело сказал Шопенгауэр.

- У нас и девки есть, - зевнул подоспевший Леха. - И водяра. И косячок. И тушенки со сгущенкой завалом. И антенна спутниковая. Такая уж она, лесная житуха.

- Я знаю, что вы пассионарные парни, - скромно сказал Шопенгаэур.

- Надеюсь, что это не оскорбление, - рассмеялся Илюха.

А Шопенгаэур просто расхохотался. Смешливый стал с некоторых времен. Пальчик такому покажи - обхохочется. Можно и не показать, все равно обхохочется. Нельзя ставить веселое настроение в зависимость от внешних факторов. Причина смеха - всегда в тебе. Человек ведь всегда смеется над одним и тем же, и не над чем другим, только не признается себе, всякий раз полагая, что смеется над новым. Ну да, конечно, ситуация другая, повод другой, а смеешься над тем же. Есть вот люди, которые никогда не смеются, ни в какой ситуации, а есть - которые смеются всегда, хоть убивай ты их. Шопенгауэр хотел походить на последних, здорово это - хохотать на собственных похоронах, красиво и по-мужски. Красиво и по-мужски никогда-никогда не быть серьезным, кроме самых, конечно, пиковых ситуаций, кроме прикосновения к самым важным штукам. Их не так много, важных-то штук: любовь, власть, бессмертие... Что еще? Красота, знание, мастерство. Наверное, деньги, но только чтоб не зарплата, а много. Наверное, секс, но только не абы с кем, а с любимым человеком. Наверное, дружба. Ах да, Шопенгауэр чуть не забыл - смерть и насилие.

Остальное - по большому счету херня, думал он, и по малому счету херня, и по среднему. Лечь бы на стол посреди этой херовушку и залиться отвязным хохотом над снующими мимо.

ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ СПОРЯТ С ИММАНУИЛОМ КАНТОМ

Всем заправляет главный Предиктор. Татаромасоны чтят своего вожака, отдают ему честь и много чего еще. Лицезреть Предиктора считается огромной удачей. А уж говорить с ним, или дотронуться до него, или поцеловать в щечку! Предиктор - большой человек, чего уж там...

А вы его видели? - спрашивал заинтригованный Шопенгауэр. Видеть суку не видели, но слышал с рождения, объяснял Добрыня, хлебая неиссякаемый муромский портвешок. Меня мамка этим козлом в детстве пугала. Вот и вырос ты запуганный как зверушка, печально разводил руками поповский сын. Но-но, зыркал старшой на Леху.