Так плакал Шопенгауэр.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ ОСКОРБЛЯЮТ БЕДНЫХ ЛЮДЕЙ
С козла бы шерсти клок, и то хозяюшке в радость. Паршивую овцу хоть бы в Царствие небесное. С валютой и на болоте не загниешь. Не всякую дверь хвостом прободаешь. Не каждый плевком самолет собьет.
Но если захочет - собьет, никуда не денется.
- А куда мы пойдем? - спросил Шопенгауэр друзей.
- Туда, где поотвязнее, - мечтательно сказал Леха.
- Туда, где бухло бесплатное, - уточнил Илья.
- И с бабами без проблем, - добавил Добрыня.
Шопенгаэур вздохнул:
- Я предпочел бы идти туда, где дорогущее бухло или его нет вовсе, где напряг с женщинами, где серая, скучная и безотвязная жизнь. Халявный алкоголь очень быстро развращает, вы уж меня простите. Да он и сам по себе не ведет в актуальные состояния. До женщин мне особого дела нет, но напряг - он вам же полезнее. А жизнь я действительно предпочел бы в доску безотвязную, серую и упорядоченную, трусливую и дурную. Сделать ее сильной - вот наша задача, вот ради чего мы с вами народились на свет. Прав я?
- Теоретически ты прав, - задумчиво сказал Илья. - Но лично я пойду туда, где наливают бесплатно, есть такой уголок - за семью морями, пятью горами, за спиной Кощея бессмертного, но есть. Она самая, земля обетованная.
- Я туда, где с бабами без проблем, - протянул Добрыня.
- А я в Китеж-град, - мечтательно произнес Алеха. - Буду тамошних воров на колени ставить и порядок наводить. Попомнят меня еще местные жители, глядишь, и памятник рукотворный соорудят. Хочу, чтоб еще при жизни мне поставили монумент. И надписали: мол, избавителю народа, добра молодцу и миссиюшке, Лехе-россиянину, сынку поповскому.
- В добрый путь, - сказал Шопенгауэр друзьям своим, нисколько на тех не обидевшись.
Он-то знал, что каждый бродит, как тому на роду написано. Но все, кому надо - все равно по жизни встречаются. Расстались они у пресловутого камня, и двинул Шопенгауэр дальше один, на прескучнейшие территории, в ущербный край, на хилые земли.
С утра шел дождь. И с вечера он шел, и с ночи. Ну хоть что-то здесь движется, хоть дождь и тот идет, обрадовался Артур. Он вообще любил слякотную погоду. За это чуть его не судили на хилых землях.
Шел он по грязи, радовался дождю и смеялся. А чегой-то гнида смеется, когда печалится надобно, - подумали смурные крестьяне и повязали странного. Шопенгауэр не сопротивлялся. Больно надо с крестьянами воевать, в деревенских палить, на всякую хрень изводить патроны.
Доставили его в местный суд. Ай-да, думают, засудим дурковатого за отклонение от общепринятых норм. Чего это он радуется грустной погоде? Чего это он смеется, не убоявшись народного правосудия? Чего это он в костюме-тройке, когда сенокос на дворе?
Ох и насмеялся он вволю в судейском здании.
- Десять лет ему без права опохмелки, - настаивал прокурор.
- Десять лет чего? - хохотнул Артур.
- Десять лет оттрубишь в сельсовете писарем, - насупился прокурор. По правде, конечно, расстрелять тебя надо, но уж больно писарей не хватает.
- Ну ладно, - покорно сказал Шопенгауэр. - Народная воля - закон.
Уединился суд на совещание, и вынес-таки вердикт: десять лет, как положено, и без опохмельного расслабона.
- Обвиняется ересиарх за отклонение от правильной веры, - начал бубнить судья финальную речь.
Шопенгауэр не дослушал, рассмеялся звонко и пошел к выходу. Отодвинул в сторонку оторопелых, толкнул тяжеленькую дверь и вышел на мокрый воздух. Вдохнул полной грудью, и был таков. Никто, его, разумеется, не задерживал, ибо в хилых землях было заведено: приговор народного суда суть высшая правда, от которой не убежишь. Не было там аппарата государственного насилия. Приговоренные сами себя штрафовали, расстреливали и на попутках добирались до мест заключения. Ну, обычай такой у них, не тратиться на конвой.
О поступке Артура Шопенгауэра местные летописи оставили упоминание как о кратковременном визите Антихриста. Не по-людски он вел себя, ох, сука, не по-людски. От его люциферского деяния двое мужичков утопились, остальные крепко задумались, неделю глушали самогон, но так и ничего и не просекли, решили - чем черт не шутит, пока бог задремал.
А Шопенгауэр пошел дальше, не правду искать, конечно же. Что ее искать, правда и так в тебя, причем сразу и целиком. Нет, глобальнее цель имел - Артур Шопенгауэр искал кривду.
Дай-ка, думаю, начну ее выпрямлять. Глядишь, и начнется тогда в Хартлэнде правильная житуха. Набилась как-то в конференц-зал окрестная интеллигенция.
Читать дальше