Виолетта Горлова - Как пальцы в воде

Профессор не подвел ожиданий своей прислуги: он действительно нашел смерть в своей любимой гостиной и в своем любимом кресле. Темноволосая голова мужчины покоилась на бежевой спинке бержера, правая рука свободно свешивалась, а полусогнутая левая – лежала на поясе. Глаза были закрыты, на губах застыла легкая, может, чуть ироничная улыбка. Махровый бежевый в шоколадную полоску халат обнажал худые сероватые щиколотки. Ничего не подозревающие старые тапки по-прежнему пытались согреть его холодный ступни. Девушка сразу поняла, что старик мертв, хотя его поза и несколько лукавое выражение лица могли бы обмануть многих: внешне – мертвый Алан Биггс ничем не отличался от живого Алана Биггса, погрузившегося в безмятежный, а может, и приятный сон. Только человек, неоднократно наблюдавший в непосредственной близости прикосновение смерти к другому своему соплеменнику, мог бы заметить, что черты бледного лица профессора заострились; казалось, они стали приобретать восковую искусственность, превращаясь в муляж и выражая полную отрешенность и безучастность. Видимо, Алан Биггс наконец-то обрел то, к чему стремился в своей земной жизни.

Вдруг выглянуло солнце, и яркие лучи, проникнув сквозь кремовые шторы золотистым потоком света, образовали на темном полу гостиной четкий ореол. И в центре этого круга стояло кресло с неподвижной фигурой профессора. «Будто подиум сцены, – подумала мисс Форестье, – а почему бы нет? Сцена смерти из спектакля под названием «Жизнь».

Подойдя к профессору, она приложила свою руку к худой и морщинистой шее старика – автоматический жест, продиктованный многолетними профессиональными навыками. Тело профессора было холодным. Полин внимательно осмотрела лицо старика: в углах полузакрытых глаз образовались тусклые участки треугольной формы, так называемые пятна Лярше, из-за высыхания кожа на краях ноздрей потемнела, слизистая оболочка губ стала серо-бурой и морщинистой. По этим признакам девушка сделала вывод, что профессор умер не раньше 4–5 часов назад. В процессе своих размышлений о дальнейших шагах Полин, тем не менее делала то, что знала и умела. Мысль о том, что мистера Биггса могли убить, приходила ей в голову. Но почему-то такая версия смерти старика ей показалось маловероятной: все было как обычно – спокойно и тихо; да и насколько она могла увидеть, а в большей степени почувствовать: следов постороннего присутствия в коттедже не наблюдалось. И самое важное, девушке предстояло выполнить одно из главных своих дел в этом доме; мысль об этом заставляла ее сердце биться сильнее, а инициированный возбуждением адреналиновый вихрь подавлял любые опасения и страх.

Застыв на месте, она внимательно осмотрела гостиную: беглый взгляд подтвердил ее первые впечатления. На кофейном столике – пустая кофейная чашка, полупустой коньячный бокал и коробка открытых шоколадных конфет. Такой натюрморт – вполне обычная утренняя картина одинокого старика: чашка крепкого кофе, крошечная порция «Хеннесси», конфеты из черного шоколада с дробленым миндалем. Ночь, наполненная сонмищем дум, воспоминаний, эхом голосов и калейдоскопом полустертых образов, – угасла для Алана, угасло и все то, что наполняло и ночь, и день в этом доме…

Быстрым, но цепким взглядом Полин осмотрела первый этаж, затем зашла в небольшой чулан, где хранился хозяйственный инвентарь, выбрала новую пару латексных перчаток и, захватив их с собой, поднялась на второй этаж направляясь в кабинет профессора. Тихо открыв дверь, будто опасаясь разбудить старика, она вошла в комнату. Из-за темных штор здесь царил полумрак. Девушка включила светодиодную подсветку книжного шкафа и, подойдя ближе к середине стены, отыскала глазами свою «памятку» – фигурку маленькой керамической совы. Натянув на руки перчатки, Полин стала аккуратно вынимать из стеллажа книги, пытаясь унять лихорадочное волнение, но удавалось ей это с большим трудом. Вскоре она увидела металлический сейф, шифр которого знала наизусть, но все ее телодвижения оказались ненужными: тайник был и так открыт. Удивленная Полин обнаружила в нем только несколько старых газет, но дневника профессора там не оказалось. «Кто-то оказался проворней меня, – с ужасом подумала девушка. И как бы мне теперь не составить «теплую» компанию старику в прохладной атмосфере морга». На несколько мгновений ее охватил паника, по спине пробежал озноб страха. Но усилием воли Полин уняла предательскую дрожь и, осторожно присев в кресло, попыталась проанализировать создавшуюся ситуацию. «Профессор мертв не менее четырех часов, и если его убили, то убийца, захватив с собой дневник, вряд ли бы ждал меня, дабы не завтракать в одиночестве. Но мне, безусловно, тоже не стоит этого делать». Интуитивно чувствуя, что она в доме одна, не считая мертвого старика, Полин успокоилась. Оставив все как есть, а чтобы полицейские увидели пустой сейф, она сбросила книги на пол и, чуть подумав, взяла шерстяной плед, лежавший на диване, и протерла им открытую дверцу сейфа, положив плед на место, спустилась на первый этаж. Заглянув в гостиную и убедившись, что профессор продолжает мило улыбаться, девушка достала из своей сумочки мобильный телефон и стала звонить старшему инспектору Теллеру. Она не забыла о его просьбе: если так получится, что именно Полин обнаружит бездыханное тело старика (интересно, а кто бы еще, кроме нее, мог это сделать?), то надо прежде всего позвонить ему. Инспектор даже соизволил объяснить свою пожелание, мол, у него есть информация, что в их городе появились желающие незаконно экспроприировать библиотеку профессора и его записи, если таковые найдутся, так что»… надо быть начеку, но распространяться об этом категорически запрещено». Судя по всему, мистер Теллер был прав. Разумеется, она ему позвонит в первую очередь. Девушке нравился инспектор, очень «положительный» мужчина! Тем более старика-то могли и убить: входная дверь дома открыта, а сейф пуст. Конечно, о сейфе она говорить не станет. Позвонив инспектору, Полин больше не стала ничего предпринимать: мистер Теллер ответил, что теперь сам все организует.