Уилл Фергюсон - 419

Его ждала машина.

А теперь он здесь, в крошащемся дворе среди бензиновой вони. Высокий забор, окон нет.

Знакомый кашель.

— Осторожнее, осторожнее. Зачем нам грубости? Принесите мальчику воды.

Ннамди сощурился на приближающуюся фигуру:

— Брат фармазон?

Она не желала выходить из номера, поэтому пришли к ней — следователи из нигерийской полиции, разговаривали приглушенно, проникновенно даже, передали ей чай, булочки и соболезнования от консьержа.

— Мы поймали гада, — заверил ее полицейский. — Допросим на выходных, разберемся, выясним, кто сообщники. В понедельник утром приедете в полицейский участок Икеджи, подадите заявление, опознаете подозреваемого.

— В понедельник? Я не могу в понедельник.

— Извините, мэм, придется. Захватите паспорт.

— Я не могу. Я улетаю. У меня завтра самолет.

— Боюсь, мэм, об этом не может быть и речи.

«Они меня не отпустят. Я никогда не выберусь из Лагоса».

— А он говорил, что у него есть сообщники?

Когда они ушли, Лора снова заперлась, разыскала визитку инспектора Рибаду. А если позвоню? Наверняка узнают, что я перевела деньги в Канаду. Может, повесят 419 на меня. Но если не позвоню…

Она расхаживала по номеру, временно защищенная дверной цепочкой и засовом. Когда острая паника осталась позади, накатило изнеможение и Лора легла на кровать. Ясно, что это не случайное ограбление, — сказка про леопарда и охотника, совет лететь домой и больше не безобразничать. Однако юноша не знал Уинстона; кажется, удивился искренне. Впрочем, мало ли какие у Уинстона псевдонимы. Надо было сказать «вождь Огун», и она упрекнула себя за бестолковость.

«Надо было назвать Огуна».

Она поужинала тем, что нашлось в холодильнике мини-бара — кешью и шоколадные батончики, дешевое вино, — и поглядела, как вертятся прожекторы на башне диспетчерской. Уже собралась с духом звонить в КЭФП и сознаваться, и тут заверещал телефон.

— Мэм, вы свободны, — сказал полицейский, который брал у нее показания. — Можете лететь. Я только попрошу у вас номер рейса и время вылета, на случай осложнений.

— А в участок ехать не надо? Молодого человека опознавать?

— Уже не нужно, мэм. Он умер в камере.

Иронси-Эгобия подтащил стул по бетону крошащегося двора. Алюминиевые ножки, виниловое сиденье; устроился верхом напротив Ннамди, сложил руки на спинке стула.

— Читать умеешь?

— Да.

— Газеты вчера читал?

— Нет, сэр.

— ООН сообщает, что средняя продолжительность жизни в Нигерии — сорок шесть и шесть десятых года. Мне сегодня сорок шесть и семь десятых. — Проступила улыбка, широкая и великодушная, как будто вот-вот последуют объятия. — Понимаешь? Я уже выиграл вопреки шансам. — Утробный смех перешел в бронхиальный кашель, вылился кровью. Иронси-Эгобия вытер губы, продолжил смеяться.

У него за спиной неловко переминались помощники. Им редко выпадало услышать, как он смеется.

Постепенно лицо его переменилось. Он уставился на Ннамди.

— Я, между прочим, был в Дельте, когда солдаты выжгли Оди. [58] Имеется в виду резня в Оди — армейская операция 20 ноября 1999 г. во время обострения нигерийского нефтяного конфликта. В ходе операции нигерийские армейские подразделения атаковали город Оди, где проживали в основном иджо. Погибло неизвестное число народу (по разным оценкам, от 43 до 2500), а все здания, кроме банка, англиканской церкви и поликлиники, были сожжены. Мать потерял, отца. Даже имя. Иезуиты забрали меня в Калабар, воспитали среди игбо, Евангелие вдолбили. Подставить другую щеку. Возлюбить врага своего. Но еще они учили: око за око. В прошлом году я разыскал полковника, который командовал операцией в Оди. На пенсии уже. Я вырвал у него глаза и ему скормил, потом лишил зубов. Очень… по-библейски. Ты пойми, он когда-то хвастался, что знает двести четыре способа убить человека. Я показал ему двести пятый.

Он замолчал, покашлял кровью в платок, посмотрел на Ннамди — глаза влажные, будто костью подавился.

— Игбо говорят: «Когда ящерица воюет с домовладельцем, ей конец». Но я тебе вот что скажу: домовладельцы умирают не хуже прочих. Лагос — город домовладельцев, и я сюда приехал без ничего, только силу воли свою привез. Никакие братья меня не привечали, никакой родне я неслыханными просьбами не докучал. С боем пробился в Аджегунле, с боем оттуда вырвался. Бился за контроль над малинами Мушина, одного за другим растоптал паханов на Акала. Кого смог, купил, остальных прикончил. Когда банды йоруба громили трущобы иджо, я воевал с ними плечом к плечу, потому что они сильнее. А потом я выступил против них и сожрал их живьем. Разношерстных салаг на улице Одунлани я превратил в настоящую армию. Их честолюбие плюс моя дисциплина. Вселил им в сердца страх Божий. — Он обернулся к своим шестеркам: — Было такое?